Давид несвязно замычал.

– Не кипишуй, Дава. Мамочка сама споткнулась, правда, Лиля?

Я вытерла кровь с губ, как в следующую секунду мои руки перехватили и связали крепким жгутом:

– Вот так. Всегда любил связывать, чтобы не брыкалась.

– Ты поэтому убил Любу?
– Сплюнула я прямо на пол.
– Чтобы она не брыкалась?

От этих слов, от этого вида, от всего, что случилось, бедный Давид вжался в стену и закрыл лицо руками. Но я уже не могла остановиться, мне было необходимо узнать, в какого монстра превратился мой когда-то любимый мужчина.

– Это так утомительно, но еще раз повторяю. Формально, ее убил не я. Просто все случилось по моему приказу, - кивнул Исмаилов а потом отвернулся в сторону газовой горелки, чтобы вскипятить чайник. Это занятие увлекло его на целых десять минут, за которые никто из нас не сказал и слова.

– Давид ты голоден?
– Спросил Тигран.

Сын коротко кивнул. Он так и продолжал молчать, будто у него забрали все слова, отняли саму возможность говорить. Дава еще плотнее сжал челюсти, отчего его губы превратились в две тонкие нитки.

– Я могу сделать ужин, - глядя на своего мальчика я думала о том, как снять веревки. Но куда там. Исмаилов хмыкнул и произнес:

– Обойдусь без бабья. Слышал, Дав? Вот так нужно держать свою жену, вот так.

И он демонстративно хлопнул ногой о дощатый пол и прокрутил носком.

– Зачем ты отдал приказ ее убить?

– Ты не уймешься, да?
– Он полоснул по мне острым ненавидящим взглядом.
– Ну, допустим, потому что это весело. А еще, потому что я мог оставить тебе послание. Ты же не читала мои письма. А эту весточку заметила и боялась. Ты такая трусиха, Лиля. И ничего же не поменялось. Как нибудь ты расскажешь мне, как дрожала, представляя смерть этой суки.

– Я могла не узнать ее. Я видела Любу всего раз.

– Конечно могла. Поэтому я велел надеть на нее мой подарок. У тебя с этим колье своя история, правда, милая?

– Слишком много суеты для одной меня, Тигран. Размах не тот.

– Согласен, - он добродушно кивал, пока наливал в чашку чай.
– Но я хотел, чтобы Люба сдохла. Если бы не ее бумаги, то я бы вышел из тюрьмы гораздо раньше.

– Ты чуть не убил Титова, и все это было снято на камеру, о каких бумагах речь?

Тигран отхлебнул горячий чай. Не предложил сыну, а сам вцепился в кружку, как будто до этого бродил по пустыни и мечтал хотя бы о глотке воды. Дышал он так же тяжело как и пил. На секунду мелькнула мысль, что в тюрьме он мог посадить здоровье.

Я следила за тем как медленно надувается его грудь, каждый вздох Исмаилова сопровождался гримасой боли. Нет, с ним точно что-то не так.

Наконец он заговорил:

– Я мог изрезать этого Титова на лоскуты и мне бы дали самый маленький срок из возможных. Но когда моя крыша увидела, как я разматывал их на миллионы долларов, то от меня не просто отвернулись. Меня уничтожили. Быть убийцей в наше время не стыдно, Лиль. Стать нерукопожатным в моем деле - вот настоящая беда. Так что, я был счастлив, когда узнал что та сучка сдохла. Заслужила.

– Почему не стал мстить Титову?
– Я тянула время. Надеялась, на чудо, и сама понимала, как наивны эти надежды. Но Тигран легко заглатывал крючки, один за другим. Кажется он изголодался по общению так сильно, что даже я сгодилась в качестве собеседника.

– Этот мудень выстроил пятиметровый забор и нанял для всей своей семьи охрану. Слишком суетно и палевно было что-то делать с ним тогда. А сейчас - зачем? Я пришел, чтобы забрать вас с Давидом и начать все заново, правда, сынок?
– Он подмигнул Даве, отчего тот побледнел еще сильнее. Тигран, увидев эту реакцию поморщился: - Лиль, у меня к тебе большая претензия. Кажется, ты воспитала не наследника, а каую-то впечатлительную бабенку.

Я зажмурила глаза, стараясь представить, что нас тут нет. Или Тиграна нет. Любой из двух вариантов был лучше, чем… все что угодно.

– Так что, Дава? С бабьем жить не так весело, как с мужиками, поверь мне.

– Эту истину ты познал в колонии?

Я не дала возможности сыну ответить. Мне не хотелось, чтобы они вступали в любого рода общение. Чем больше Исмаилов отвлекается на меня, тем больше шансов, что… что?

Какие у нас сейчас шансы? Я не могла знать точно, то принять удар на себя вполне могла и сделала. Тигран завелся от непрямого оскорбления. Вероятно там, где он побывал ему авторитетом стать так и не удалось.

– У тебя длинный язык. Может быть его отрезать?

Под рукой не было ножей, иначе я бы первая перерезала ему глотку.

– Вырви с корнем, иначе я не заткнусь.

Тигран расхохотался и его плечи мелко задрожали. А затем и грудная клетка, заходившаяся от надсадного кашля, какой бывает только у туберкулезников на последней стадии.