– Я немало людей заткнул, Лиля. Думаешь, что с тобой будет иначе? Люба была моим доверенным лицом, и, будь уверена, обладала другими выдающимся талантами. Правда оказалась очень болтливой, но рот нужен женщине для другого, поэтому я заставил ее замолчать навсегда. Или вот еще история, уверен, что ты оценишь, - он вскочил на ноги и подошел ко мне вплотную.
– Знавал я брата Захара. Санек. Глупый-глупый, как хорек. От него несло стремлением справедливости и желанием вести бизнес честно. Он, бл*ть, решил, что знает лучше меня как дела делаются и хотел обскакать. Забрать участок земли под застройку. Форменный идиот.
– Тигран вошел в раж, а у меня от попытки собрать воедино весь пазл едва не подкосились колени.

– У Захара есть брат?

Исмаилов деловито покачал головой натянув мерзкую и самодовольную улыбку.

– Был. Был брат, золовка и племянник. Все были. Понимаешь, Лиля? В прошедшем времени.
– Он хохотнул. Больной ублюдок!
– Бы-ли. Нет их теперь, так что Горин твой задушевный немного того... тронутый на мести мне, а значит и тебе. А ты дура такая наивная поверила, что он к тебе и Даве нашему чувствами проникся. Таких идиоток как ты, Лиля, еще поискать надо.

Если бы мои руки были развязаны я бы закрыла уши, чтобы не слышать никаких подробностей про то, какой молодой была та женщина, почти как я, ей не было и тридцати. Про то, что мальчику было лет примерно как сейчас Давиду, и что их в принципе не должно было быть в той машине.

– Но видимо судьба была им сдохнуть вместе. Это даже романтично, Лиля, не находишь? Жена и сын последовали за главой семейства. В могилу.

Горин ненавидел Тиграна. И меня. И Давида тоже. Имел право. Полное.

Осознание того с кем я прожила под одной крышей последние месяцы меня буквально оглушило. Тигран продолжал расписывать какие-то рандомные события последних лет, но его слова превратились в белый шум. Все мое внимание сосредоточилось на лице сына, который как раз весь обратился во внимание и впитывал каждую фразу, каждую подробность той, другой личности своего отца, которую он раньше не знал.

Я же была просто рада, что он жив и здоров.

Захар не тронул его и пальцем. Меня впрочем тоже, но почему? Как он выдержал все это? Через какие душевные муки прошел, чтобы не обозлиться и не мстить нам. Возможно он хотел.

Теперь все эти папки, фото, информация и даже его отвратительный прием нас у себя дома и холодность в первые дни имели смысл. Странно, что он все же не выставил нас. Странно, что не наказал меня позже. Он мог. И, возможно, имел на это право.

Не представляю, не могу представить какую боль чувствовал Захар, когда понял, что потерял свою семью. Когда точно понимал кто в этом виноват и как будет трудно его достать. Такую мразь как Тигран действительно сложно уничтожить, ведь его уже как месяц все считали сдохшим, даже Титовых он умудрился обвести вокруг пальца. Не знаю кто ему помогал, но пусть и он сгорит в аду вместе с Исмаиловым.

Но Давида я в обиду не дам. Не позволю Тиграну его забрать. Лучше пусть мой мальчик останется один чем с таким отцом. Все отдам за его свободу. Жизнь свою отдам.

– Давид, - Тигран оборачивается к нему, а я вся сжимаюсь, готовая бросится наперерез. Но Тигран ведет ладонью по затылку, опускает руку и достает револьвер, небрежно бросая на скамью, недалеко от порога.
– Сынок, иди собери немного веток что ли, или может знаешь где наш друг Захар держит дрова. Не мерзнет же он в этой хибаре, топит наверно печку, раз она тут стоит.

– Так дровня за дверью, там есть дрова, - бросает сын и как будто не хочет уходить, поэтому я подбадриваю его.

– Их не хватит, милый. Иди в лес, поищи дрова. Здесь прохладно, мы замерзнем, пока ждем Захара.

Он все еще сомневается, но все же слушается меня.

Делает шаг в сторону, потом второй и наконец выходит из дома. Если мне повезет, то Давид смог прочитать этот взгляд на моем лице и понял, что нужно делать. Бежать. Бежать как можно дальше отсюда и ни за что не оборачиваться. Даже если у него за спиной раздастся выстрел.

Это был последний шанс, чтобы покончить со всем раз и навсегда. Нужно только перестать трястись как дура и лучше бы освободить руки.

Это не страшно и уж точно меня не будет мучить совесть. Лучше она, чем кошмары, которые не прекращали сниться последние три года. Лучше сдохнуть, чем позволить Тиграну воспитать Давида по своему образу и подобию.

И он не будет воспитывать, он его сломает. Изуродует. Растопчет как клопа, потому что наш сын уже не сможет стать как отец. Никогда не сможет.

Поэтому как только дверь за Давой закрывается и я слышу, что он уже сделал несколько шагов в сторону, бросаюсь на Тиграна. Он - препятствие между мной и револьвером. Мне нужно было его застать врасплох и я пытаюсь его оттолкнуть, чтобы протиснуться мимо. При всем своем субтильном телосложении Исмаилов крепко стоит на ногах и почти не замечает моих попыток, зато орет от боли, когда я зубами вгрызаюсь в его раненое запястье. Но даже эта боль не делает его слабым. Он отшвыривает меня на пол и начинает бить. Ногами. По животу, по рукам, по спине. По лицу. Острая боль наполняет каждую клеточку тела. Я такая слабая. Такая никчемная. Глупая и нелепая. Это конец. Конец.