В ее голосе сразу прорезались начальственные нотки, выдающие если не главврача, то как минимум завотделением. Командовать и работать у нее выходило одинаково хорошо и быстро. Доводя до требуемой, совершенной в ее понимании, свирепой чистоты полы и стены, она успевала еще раздавать указания девушкам-сестрам и присматривать за электриками:

– Товарищи, с лампой, учтите, я все вижу!

– Видит, - шепотом подтвердил электрик постарше, - Микол, дай отвертку. У ней глаза на затылке. В мае как мы у них в отделении лампу вешали, душу вынула.

– И слышу! Надеюсь, вы с того раза не забыли, под каким углом ее крепить.

Чистота наконец была сочтена приемлемой, электрики отправились в щитовую, подключать операционную. Грозу электриков звали Наталья Максимовна Колесник, хирург с опытом, но совершенно гражданским. В армию поступила добровольцем, звания своего (“признаю, виновата, товарищ командир”) даже не помнит, поскольку обучением их пополнения почти не занимались, а сама понимает только в морских.

– Моя специальность войне совершенно противоположна. Десять лет я помогала людям появиться на свет. Наш роддом эвакуировался еще месяц назад, но я не могла. Я - жена моряка, и я не имела права.

Она рассказывала много и с удовольствием. С одной стороны, очевидно, ей было приятно ввести нового человека в курс дела, с другой - наконец самой выговориться старшему товарищу, рассказать то, чего не обсудишь с подчиненными.

– Вы из Москвы? Очень хорошо! Тогда можете посмотреть и сравнить наше подземное царство со столичной клиникой. Здесь есть все, даже рентген. Сегодня рентгенотехники должны все установить и наладить. Давид Григорьевич лично будет проверять, - она бросила быстрый взгляд на дверь.
– Надеюсь, сегодня мне за форму одежды еще не влетит. Командование тут с пониманием.

– Я, Наталья Максимовна, большую часть практики в палатках оперировал, а не в московских клиниках, - покачал головой Огнев, которому и самому было небезынтересно, что бы сказали столичные светила, окажись кто из них здесь. Да хотя бы Вишневский.

Госпиталь в штольнях получился не то, что богатый - роскошный. Даже по мирному времени роскошный. Штат собран с запасом. Полные, даже усиленные операционные бригады. Электрическое освещение, в двух операционных и перевязочных оно просто блестящее, новые сильные лампы, не всякая больница мирного времени такими похвастается. Даже отдельные рефлекторы для особо сложных операций. Не только рентген, но и кабинет физиотерапии. В перевязочной - шкафы с подогревом для гипса, так что сырости можно не опасаться. Вода, и холодная, и горячая, отопление. И все это, если судить по рассказам Колесник, появилось здесь за каких-то две-три недели.

Начальник подземного госпиталя, начсанарм Приморской армии Давид Григорьевич Соколовский лично все проверял, лично во все вникал, и, если что-то оказывалось не так, откладывал на время всю свою интеллигентность и мог указать на нерадение в таких выражениях, что Астахов бы покраснел. Да и начальства он, мягко говоря, не робел, как-то раз, минуя всю командную цепочку, отбил такую телеграмму в Москву, что недостающие лекарства появились чуть ли не из телеграфного аппарата.

Первое же совещание с личным составом напоминало военный совет перед наступлением. Да собственно, обстановка мало чем от него отличалось. Уже через два дня привезут раненых, так что развертывание придется завершать одновременно с их приемом. Составлен график работы хирургических бригад, собранных, между прочим, еще и с расчетом обучения врачей - на пять человек один опытный военный хирург, двое гражданских и двое молодых. То же с сестрами.

– При большом наплыве раненых работа в операционной - 16 часов в сутки, - увлеченно продолжал начальник госпиталя, - 3-4 часа в госпитальных отделениях для наблюдения за ранеными, и 4-6 часов сна. Все ясно?

– Так точно, - ответил Огнев и добавил совершенно серьезно, - В сутках 24 часа, и всегда можно встать на час раньше.

– Это вы к чему?

– 16 часов работы, 4 часа в госпитальном, 6 часов сна.

Возникшие было смешки под начальственным взглядом Соколовского растаяли, как утренний туман. Давид Григорьевич нахмурился, но комментировать не стал никак и перешел к следующей теме - усовершенствованному им фабричному методу Пирогова, “хирургическому конвейеру”.

– В прошлый раз Николай Иванович освобождал хирурга от подготовки раненого к операции, дачи наркоза и послеоперационных действий. А сейчас, располагая прекрасными хирургическими кадрами и достаточным количеством молодых врачей, мы оставляем ведущем хирургу бригады только собственно операцию, а наложение, например, швов делают вчерашние студенты. Отобранные, разумеется, за склонность к хирургии

– Статью писать надо, - отозвался на это Огнев, - Чтобы все знали.

– Справедливо, - согласился начальник госпиталя, - Вот вы и займетесь, трех дней хватит - разобраться и задокументировать? Разумеется, без отрыва от хирургической работы.

Наконец, совещание закончилось. Без часов так не поймешь, вечер на дворе, или уже ночь. Но вслед за: “Все, кроме дежурной смены, могут пока идти на отдых”, тут же последовало, “А вы, товарищ Огнев, задержитесь”.

Гулкий коридор быстро опустел, но опять Раиса, ругая себя в мыслях, что подслушивает как девчонка, медлила уйти. Споры с начальством - дело такое. Отправит он сейчас сгоряча Алексея Петровича куда-нибудь в другой госпиталь, и им даже попрощаться не дадут! Начальник-то здешний с характером, посуровей Денисенко будет!