Блядь!

Пока обсуждали затеянное, Миха как раз подъел все, что купил, оставив на импровизированном столе примерно то же, что и застал, и этим вызвав смешливое недовольство Левши:

— Придется за добавкой бежать…

Но Миха был кремень и заходить на второй круг отказался:

— Сами сходите. Ножки разомнете, головы умные проветрите… Главное руками попусту не начните махать, а то чини потом тех, кому вы, красивые такие, по башке настучать надумаете… Ну все, бывайте. И реально, мужики: спасибо от всего сердца.

— Пока не за что, — откликнулся Никыч, а Левша только молча руку пожал.

На завтра у Михи имелся целый список из разных дел. Причем в кои-то веки не исключительно рабочих, связанных с пациентами и вопросами больничными, а других, личных. Имелся… Но все ж помнят главное правило: хочешь насмешить бога, начни строить планы.

Короче говоря, последующие дни все слились в единую горячую реку. Как ее? Смородину? Ну почти с учетом, что именно через нее по Калинову мосту в славянских языческих мифах и переправлялись на тот свет души умерших.

Етитская сила!

Когда на операционном столе один твой пациент умирает, и так-то тяжело, а когда несколько за день… Но что поделать, если большинство поступивших были реально тяжелыми? А ведь просто рванул очередной долбаный баллон с газом! Просто, сука, хранившийся на нагретом солнцем балконе дачный баллон с неисправным вентилем, взрыв которого вызвал обрушение сразу нескольких этажей старенькой хрущобы…

И когда люди станут хоть чуточку умнее и осторожнее?..

Миха спал на работе, ел на работе и думал только о работе… Ну почти, потому что в короткие минуты отдыха с упорством маньяка вновь и вновь набирал телефонный номер Ильзы. Эту пластинку уже, наверно, пора было бы сменить, но очень уж хотелось рассказать о том, что удалось узнать, а после объясниться, извиниться, просто поговорить. Да и не давала покоя тревога, так и лежавшая тяжелым камнем на сердце: что там такое творилось-то вокруг этой невероятной, штучной, а главное, несмотря ни на что любимой девушки?

Оснований-то для разговора по душам стало еще больше: заряженная Михой фельдшерица Тонечка, донельзя благодарная за отвоеванный для нее удобный рабочий график, да к тому же и просто преисполненная здорового любопытства, взрыла больничные архивы за известную ей дату, подняла все, что смогла, и таки нашла результаты сделанных тогда Ильзе анализов!

— Я не знаю, чего она хотела добиться, Михаил Иванович, но реально не только алкоголь, но и приличная доза снотворного!

— Это если чего-то хотела добиться именно она… — задумчиво пробормотал в ответ Миха, и Тоня, поняв, что он имеет в виду, прикрыла рот растопыренными пальцами.

Ильзу следовало предупредить! Ей все нужно было обязательно рассказать! А там, может, и полицию все-таки удастся расшевелить. Миху-то наверняка с его рассказами пошлют, как человека однозначно постороннего. Да что там! У него даже заявление о пропаже человека и то не примут, если он заведет речь о сбежавшей от него любовнице! А вот если с заявлением в прокуратуру пойдет сама жертва клеветы и, кажется, уже нескольких покушений, которые не закончились трагедией только чудом, — разговор будет иной.

Если, конечно, опять не подключится тот самый «административный ресурс»…

Неужели Владлен Корнеев не понимает, что этими своими действиями своего же сына гробит? Ведь из человека, который растет, воспринимая собственную безнаказанность как единственно возможную норму, вряд ли выйдет что-то приличное…

Интересно, а Гринч Княжича знает? Вдруг его номер у того в адресной книге имеется, значит, звонок он не проигнорирует? Если так, то, может, Гринча попросить позвонить, чтобы как минимум донести до Княжича простое: некий Миха Быстро, которому сам Княжич вроде как был сильно благодарен и с которым он вообще никогда не ссорился, с недавних пор у него в черном списке.

Мысль была дельной, и Миха даже попробовал ее реализовать: написал Гринчу в телеге, спросив, насколько близко тот знаком с Владленом Корнеевым.

«Просить его за Нильс не буду. Не взыщи, Быстро. Прости, но сейчас реально не тот момент», — примерно через час после этого отписался Гринч, и прозвучало это так, что Михе стало банальным образом стыдно. Как, оказывается, при взгляде со стороны очевидны его метания!

«Сам попрошу, да и рассказать об этом всем есть чего, — набил, раздражаясь, он. — Но меня его сынок, похоже, в черный список сунул. Я звонил Княжичу, ответил, кажется, Антон, и с тех пор для меня на номере его отца все время занято. А на незнакомые номера Княжич ведь не отвечает».

«Вот пиздюк!» — ответствовал Гринч, и Миха только головой качнул — вернулось-то словечко, и на этот раз точно по адресу. Это было в какой-то степени даже приятно, но не более: после этой реплики Гринч еще раз подтвердил, что звонить Княжичу не будет: «Прости, но нет. Через недельку легко, а сейчас нет», а после из сети пропал и на Михины расстроенные повизгивания реагировать перестал.

Из-за случившегося форсмажора на работе зависла у Левши и старушка «Ямаха», которую Миха на самом деле нежно любил, хоть никогда вслух и не признался бы в этом. Беспокоиться тут было, конечно, нечего — постоит, уж пристроит ее Левша куда-нибудь на передержку. Если бы не одно «но»: если бы не незаконно добытый баллон с закисью азота, «скучавший» под водительским сиденьем.