Я встала перед сервантом, чтобы достать праздничные чашки, ленинградского фарфорового завода. Одна со сколом, я так и не смогла ее выбросить. В день, когда бабушка Сара подарила нам чайный сервиз, а родители отдали молодоженам свою двушку, чтобы ничто не мешало нам строить быт, мы пили вино в ванной, единственной комнате с ремонтом. Смеялись, баловались, представляли, какой долгой и счастливой будет наша с Кешей жизнь.

Ошиблись, получается.

Чашка в моей руке дрогнула, потому что дрожали руки. К черту! Я с силой запульнула ее в пустое ведро, комнату наполнил звук разбившейся посуды.

– Насть, все в порядке, - заглянула ко мне Римма. На ее лице все то же беспокойство и гребанное сочувствие.

– Угу. Разбила кое-что… случайно.

– Посуда бьется к счастью. Тебе помочь?

Она протянула руку к фартуку на стуле и повязала его поверх белого кашемирового платья.

В этот момент дверь щелкнула, а на пороге появился румяный, красный от мороза Никита с детским рюкзаком и Тамара со стопкой каких-то журналов. Сегодня сын вызвался сам забрать Тому из школы.

– Привел юную гимназистку в родные пенаты. – Никитка бросил взгляд на застывшую Римму и улыбнулся, - у нас гости? Девчонки, привет! Как Серенький? Щеки наел?

Он как был, не разуваясь, кинулся к комнате, где сидела Вика. С Риммой Никита был знаком последние лет десять, и хоть она самая младшая из нас, с ней почему-то у сына контакт не сложился, он, будто боялся мою спокойную, аристократичную до кончиков ногтей подругу. А вот Вика, которую я привела в дом недавно, легко вписалась в быт нашей семьи.

– Виктория, выглядите божественно! Роды вам к лицу, продолжайте в том же темпе, - веселился мой оболтус.

– А я?
– в тон Никите засмеялась Римма.

– И ты. О, девчонки, у нас чай? А чего-то посерьезнее плюшек у нас нет? Растущие организмы кормить. Мы б поел, и я дальше Тому на каток поведу, чтобы вам не мешать.

Я одними губами прошептала сыну «Спасибо». Сейчас и правда хотелось побыть дома одной, тем более вид собранного чемодана не для Тамариных глаз. Ребенок не поймет, что происходит, и, наверное, пока не должна знать о нашем конфликте.

Так я думала, пока из комнаты не раздался пронзительный детский крик.

– Мама! Мама, что случилось?

Черт…

Я выбежала вслед за сыном в гостиную, где Вика пыталась успокоить мою дочь. Та уже рыдала.

Подбородок дрожал, глаза размером с два блюдца, на лице невообразимое горе, самое большое, с которым может столкнуться человек девяти лет.

– Мама, ты выгоняешь папу?

– Тома, детка, давай я помогу тебе переодеться и мы попьем чай, - мягко уговаривала ее Вика.

– Не трогайте меня! Что вы все время лезете! – Тома дернула на себя руку и кинулась ко мне.

Она обнимала меня за бедра, уткнувшись лицом в живот и мелко тряслась.

– Томочка…

– Тут папины вещи, - в голосе столько боли, что хотелось выть вместе со своей малышкой.

Из кухни на помощь прибежали Римма и Никита, но я предупреждающе покачала головой. Не надо. Я сама.

Я присела на пол, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, чтобы мы смогли говорить как равные.

– Томка, - прошептала я и вытерла рукой прозрачные сопли у нее под носом.

– Ты выгоняешь папу? – она прошептала это неверяще, с ужасом.

– Нет, что ты, - я хотела прижать дочь к себе, но та не далась. Она ежиком скрутилась вокруг себя и выставила вперед колючки, так что даже погладить ее стало невозможно.

Я тяжело вздохнула. Честно, к такому разговору нельзя быть готовым заранее. А если он случается вот так, обрушивается как снег посреди лета, то ты вообще не понимаешь, что происходит и говоришь все неправильно, невпопад.

– Папа просто переедет в другую квартиру, милая. Он же очень много времени проводит на работе, а потом еще час едет домой, а так он отдохнет и выспится. Но на выходных папа будет с тобой и может даже по вечерам, если у него получится.

– Почему мы не переедем с ним? – Дочь исподлобья смотрела на меня.

Да потому что нас никто не звал! Потому что шведские семьи в нашем государстве все еще блуд! Потому что у меня есть хоть капля гордости! Сотня мыслей в моей голове, еще больше аргументов и упреков к мужу, но Томе все это знать не нужно.

– Возможно, позже и мы с тобой переедем. А пока, тут так уютно и у тебя такая красивая детская. Не хочется из нее уезжать, правда?

Тома всхлипывает, трясет головой, будто бы соглашается, но потом она видит то, что я забыла спрятать. Самую большую улику и самое прямое доказательство моей вины. Ортопедическую подушку. Ко всему прочему, у Савранского сколиоз и спать он мог только на определенном матрасе, только на определенной подушке, которую мы всегда брали с собой. В Турцию, на дежурство, на Новый Год к родителям.