Тупо повезло!

– А обо мне вы подумали? – устало замечаю я. На мужа не смотрю. Даже говядина, плавающая в борще, кажется мне занимательней его оправданий.

– А ты обо мне подумала? – В голосе Савранского столько обиды, что это заставляет меня поднять глаза на него. Он смотрит прямо, и в его лице больше нет страданий. – Ты обо мне подумала? Я хочу видеть рядом с собой женщину, хочу прижимать ее к себе, обнимать, любить. Хочу чтоб у меня стоял как в восемнадцать.

– Угу. Но, очевидно, не стоит. В этом тоже я виновата?

– Настя, просто попробуй соответствовать образу жены заведующего. Надо мной уже люди смеются!

– Смех продлевает жизнь.

– Хорошо, - он ерошит мокрые от пота волосы. Тут не жарко, но мы оба вспотели. – Хорошо. Не смеются, надо мной глумятся люди! Настя, ты пришла в пижаме!

– Один раз.

– Твоя одежда… она просто чудовищна. Это всегда что-то абсурдное и с крошками на воротнике!

– И поэтому ты стал изменять?

– Да нет же! Просто все вместе…. Не знаю. Нам не о чем говорить, ты больше не встречаешь меня с работы, ты поправилась и ничего не хочешь с этим делать! Я не провожаю тебя взглядом как раньше. Не волнуюсь, когда ты идешь с работы одна. Не пишу тебе каждый час сообщения! Рядом с тобой я скатываюсь на дно, я не расту, не развиваюсь, потому что тебе это тоже не надо. Ты другая. Простая женщина, вот только я это перерос, понимаешь?

– Понимаю.

Я киваю, встаю с места и, взяв тарелки в руки, с грохотом ставлю их в раковину. Как есть, с борщом. Бордовая жижа растекается по белому камню, на котором наверняка останутся следы. Это очень капризный и дорогой материал, за которым нужен уход. И ладно, после развода, раковина достанется Савранскому. Как есть, в борщевых разводах.

– Не представляю, как ты страдал. И какое облегчение тебя ждет, когда мы разведемся.

Савранский молчит и, кажется, что на этом наш разговор окончен. Я уже почти дошла до коридора, как услышала его тихий, решительный голос:

– Ты не поняла, Настя, никакого развода не будет.

Глава 10

Я никогда не была красивой.

И я всегда знала это.

Какая угодно, ко мне подошел бы любой эпитет. Умная, веселая, забавная, компанейская, свойская, простая. Так меня часто называли мужчины.

Красивой – никогда.

Я принимала это как данность, и научилась завоевывать чужие бастионы не милой мордашкой, а острым умом, хорошо сделанной работой, уместной шуткой. У меня было свое оружие, и оно сражало соперников так же, как у других сражает красота.

Вот только женщиной от этого я быть не перестала. И сейчас мне сделали так больно, что я сама удивилась, неужели в моем возрасте, с моим опытом и прививкой в виде здорового цинизма еще может так болеть?

Я вытерла злые слезы и посмотрела на себя в зеркало. Такая же уродина как прошлой ночью, когда мне об этом сообщил муж.

Знать, что ты не привлекательна, и слышать это от своего любимого человека – разные вещи.

У всех есть ментальные раны, и я думала, что в браке мы учимся лечить их друг у друга, а не давить и упиваться тем, как тебя ломает от боли.

Я никогда не говорила Савранскому, что у него маленькая зарплата, хрустит тазобедренный сустав, завышенное ЧСВ и член мог бы быть на пару сантиметров длиннее.

Он делал вид, что обожает мою бабушку, всегда ел домашнюю еду, даже те блюда, которые не удались и посещал со мной все театральные премьеры, хотя сам откровенно скучал.

Это правила, на которых отстроился фундамент нашей семьи. И вчера его сломали. Не кто-то конкретный, мы все.

Я вытерла салфеткой кривой рот. Наверное, нужно было сделать гиалуронку как Римка. Или уже не трогать, все равно лучше не станет. Под глазами мешки, волосы всклокочены и торчат, а кожа истончилась и приобрела землисто серый цвет. Это спереди. А сзади… жопа. Большая такая, с крутыми боками и оттопыренным в сторону бампером.

Я включила холодную воду, набрала в пригоршню воды и сполоснула лицо. А потом снова посмотрела на себя в зеркало. Ничего не поменялось, я по-прежнему страшная, только теперь с некрасивого лица стекали прозрачные капли. Как слезы.

Иронично, но я не плакала. Даже когда Савранский с жаром принялся убеждать, что нам нужно сохранить этот брак. Что мы не можем позволить себе быть свободными, и должны терпеть. Да-да, именно так и сказал, будто описывал не жизнь со мной, а тюремное заключение.

Но я не пролила ни одной слезинки. Просто сидела, тихо охреневая, и представляла, как добавляю ему в борщ мышьяк. А еще в моей голове выстроился план, глупый и совершенно абсурдный, я даже дала себе шанс передумать к утру, однако на часах семь, а я стою здесь, в туалете спортивного центра, куда ходит мой муж.

Еще несколько минут я уговаривала себя выйти и найти администратора. Каждый шаг давался мне с трудом, будто я планировала попросить о чем-то постыдном.

Девушки по имени Нина не было на месте, зато в зале я наткнулась на двух знакомых мужчин: Тимура и Гаврила.