– Кстати, Марин, здесь в Чичен-Ице первые исследовательские работы проводила экспедиция Сильвануса Морли, – вдруг брякнул Беловежский.

– Тот, кого Ланделл пригласил изучать Калакмуль?

– Да, именно.

– Пойдемте глянем еще на одно знатное здание.

– Уж не то ли, с хоботками Чаков? – угадала Марина, показывая на маленькое прямоугольное сооружение с одним входом.

Похожее на огромную шкатулку с поднятой крышкой массивного кровельного гребня, оно было обильно украшено маскаронами и орнаментом в стиле грекас. И пока девушка пыталась воспринять этот великолепный памятник архитектуры, Саша завел какой-то малопонятный ей разговор с Танеевым, обсуждая детали резьбы по камню, подробности узора и их значение. Уже не в первый раз за сегодняшний день она отметила про себя, что Андрей Михайлович Танеев разговаривал с Сашей на равных, не допуская снисходительного, менторского тона или высокомерных колких замечаний. Александр не стеснялся признаваться в том, что ему многое еще неизвестно или непонятно, и научный руководитель с удовольствием делился своими знаниями с учеником.

– Никто не знает пока, для чего служило это здание, но называют его «Иглесия», «церковь». Это типичный образец архитектурного стиля Пуук.

– И настоящая жемчужина Чичен-Ицы! – воскликнула Марина.

Идти обратно по узкой дороге оказалось трудно. Толпы народа сновали в разные стороны, зависая возле сувенирных лавок. Иногда казалось, что это не археологическая зона, а настоящий рынок.

– Такое красивое городище с такой великой историей. Но святости здесь не чувствуется, – огорченно заметила Марина. – Все эти продавцы сувениров, разложившие свой товар чуть ли не на самих древних памятниках, не дают погрузиться в магическую атмосферу этого места, лишают его древнего духа.

– Мы с Мариной проехали столько археологических зон. Такого не было нигде, – поддержал ее Беловежский.

– Эх, нет на них Иисуса Христа, чтобы изгнать торговцев из храма! – посетовал Танеев.

Все те же скелеты на стенах, оседлавшие различные транспортные средства. И тот же ярко-красный грузовик как самое выдающееся украшение интерьера небольшого ресторана в центре Мериды.

– Ничего не изменилось. Будто и не было этих десяти лет, – вздохнул Николай Андреевич Быстров.

В ожидании заказа все с любопытством озирались по сторонам. Изумляло это легкомысленное, даже ироничное отношение мексиканцев к смерти, которое непостижимо для европейцев и вызывает у них чувство благоговейной жути, граничащей с завистью.

В Мериду въехали еще засветло. Столица штата Юкатан встречала пробкой на узких, оживленных улочках. Недалеко от центра удалось устроиться в отеле «Майяб» с парковкой в уютном внутреннем дворике и декоративным бассейном.

Центр города кричал каждым зданием о времени своей постройки. В архитектуре преобладали XVI и XIX века и запросто уживались с сутолокой людей века XXI. Правда, эти старинные дома давно нуждались в ремонте и свежей краске. Однако центральная площадь – Площадь Независимости, – очевидно, пользовалась большим уважением местной власти и дышала свежестью и чистотой. Посреди сквера с постриженными деревьями не возвышалась традиционная беседка, не бил фонтан, а на длинном шесте развевался национальный флаг.

Местный муниципалитет обитал в изысканном, почти лубочном доме темно-розового цвета с кремовой двухъярусной аркадой, утонченной балюстрадой второго этажа, где вздымавшаяся волнами кровля была увенчана изящной башней с часами. Более строго смотрелось светло-зеленое здание администрации, скорее всего, XIX века. Самое старинное сооружение, построенный в XVI веке, дом первого испанского губернатора Юкатана Франсиско де Монтехо, потрясало своим ренессансным фасадом, но сильно нуждалось в обновлении.

Главный собор сокало претендовал на роль самого старого католического собора чуть ли не во всей Мексике и относился ко второй половине XVI века. Заходящее солнце как будто разделило четко поровну человеческую и божественную сферы влияния. Извилистая тень утяжелила нижнюю часть фасада с его тремя порталами, подчеркивая приземленную людскую суету. Ярко и торжественно горело заходящее Светило на стремящейся к небесам верхней части собора, с гербом посередине и высокими башнями по сторонам, высвечивая возвышенность Божьего промысла.

Возле собора и состоялось знакомство с Николаем Андреевичем Быстровым. Русоволосый, с небольшой светлой растительностью на лице и открытым, всепроникающим взглядом умных серых глаз. Моложавый и подтянутый для второй половины своего пятого десятка. И после обязательного представления друг другу археолог привел всю компанию в ресторан, где когда-то простился с Игорем Ветровым.

– Здесь я с ним и расстался, – с грустью признал Быстров. – И больше уже никогда его не видел.

– Зачем же вы привели нас сюда? Здесь у вас такие печальные воспоминания, – ахнула Томина.