– Конечно, они же разбрелись возле стадиона, – резко брякнул Саша.

– Вы сейчас пытаетесь представить конкретное место? – поинтересовался Николай Андреевич.

Саша внезапно начал с упоением рассказывать, как они с Мариной искали правильный ответ, высказывали версии, основанные на «камнях» и «воде».

– В Калакмуле все сошлось. Понимаете, у этого города два древних топонима, Хуш-Те-Тун – Три камня…

– Три Камня у Смоляного Озера, – как зачарованный пробормотал Быстров, уставясь на Александра.

– Как вы сказали? – хором спросили Танеев и Беловежский.

Николай Андреевич приподнял голову. Его взгляд устремился на стойку бара, туда, куда он весь вечер неосознанно смотрел. Но сейчас он увидел интерьер ресторана иначе: стойку бара словно заслонила фигура его друга Игоря Валентиновича Ветрова, который говорил: «Хуштетун Чикнаб. Я вот заучил. А черт его знает, что это значит. Смешно. Три Камня у Смоляного Озера».

– Три Камня у Смоляного Озера, – повторил он отрешенно и вдруг добавил: – Хуш-Те-Тун Чик-Наб.

Повисла пауза. Все уставились на говорившего. Танеев улыбался. Беловежский застыл, не моргая. Томина смахнула катившиеся по щекам слезы.

– Все, – выдохнул Саша. – Сад сходящихся тропок!

Гарсия вошел в кабинет Диего Бернардо Рамиреса, и они сердечно поприветствовали друг друга. После небольшого пустого разговора о семейных делах, о погоде, о природе и стариковских болячках Рамирес неожиданно спросил:

– Ты доверяешь мне?

– Теперь, после всего что ты мне тогда рассказал, да. И хорошо, что твой парень оберегает этих русских ребят.

– Да?

– Хорошо, потому что я тоже за них в ответе, – признался Гарсия и засмеялся: – А знаешь, как ребята прозвали твоего охранника?

– Как?

– Пакаль.

Рамирес раскатисто расхохотался:

– А что, похож, пожалуй.

Секретарша принесла кофе и печенье.

– Угощайся, – предложил Рамирес и поставил чашку перед археологом. – Я вот для чего тебя позвал. К счастью, мы с тобой случайно выяснили, что оба мы как-то связаны с этой русской парочкой. Я знаком с мальчишкой, а ты – с девушкой. Я не скрыл от тебя всю эту историю с васихой. Я лишь заподозрил, что они ее могут искать, а кто-то уже шел за ними по следу. Когда этот кто-то узнал об их планах и сел им на хвост, нам неведомо.

– Лично я и не догадывался, что их эта история задела, пока тот, кто мне их поручил, не попросил почаще звонить им и понаблюдать за их действиями повнимательней, – признался Гарсия. – Окончательно я убедился в их намерениях, когда они уже приехали в штат Кампече и начали задавать мне странные вопросы.

– Тут я тебе как раз и позвонил, памятуя, что ты и есть тот, кто вез русского коллекционера по Мексике, – напомнил Рамирес и серьезно спросил: – Так вот, известно ли тебе, что они уже нашли сосуд?

– Нет, неизвестно. И думаю, это очень вряд ли.

– Почему?

Гарсия отхлебнул кофе и, жуя печенье, уточнил:

– Нашли где?

– В Калакмуле. Так считает мое доверенное лицо.

– Тогда точно нет, – замотал головой археолог. – После Калакмуля они еще задавали мне уточняющие вопросы.

– Отвлекающий маневр?

– Исключено!

– Почему?

Леонардо Гарсия молчал. Он пил кофе. Но Рамирес понял, что он что-то тщательно обдумывает и тянет время.

– Леонардо, я должен сказать тебе, – заговорил Рамирес снова. – Я считаю, что этот многострадальный сосуд должен остаться в нашей стране. Согласен ли ты с этим?

– Совершенно.

– Если сосуд уже найден, мы должны уговорить их вернуть его нам, – продолжил Диего. – Если еще нет, в чем ты почему-то уверен, то мы должны помочь им найти его и присутствовать при его возвращении.

– Согласен.

– Ты можешь не говорить мне всего, что знаешь. Возможно, ты связан каким-то словом, но помоги мне установить с ними доверительный контакт.

Леонардо Гарсия пристально посмотрел Диего Бернардо Рамиресу в глаза, расплылся в улыбке и сказал:

– Непременно.

Луис Альберто Буеналус не находил себе места после короткого и нервного разговора с Педро. Он чувствовал, что его верный помощник раздражен и избегает разговоров с ним.

– Где вы, Педро?

– В Мериде.

– Новости?

– Работаем, Тата!

Вот и весь разговор. Бросив саркастическое «Тата», Педро отключился.

Луис Альберто не мог сосредоточиться. На столе лежали неразобранные бумаги. Он достал из шкафа бутылку мескаля и рюмку. Он не любил выпивать на работе. Держал бутылку на всякий случай для представительских целей или от головной боли. Да и дома не особо баловался алкоголем. И сейчас выпитая рюмка не доставила ему удовольствия. Он сморщился, словно горечь была невыносимой, и, устав метаться по кабинету, опустился в кресло.