Это знание наполняло его чувством небывалой гордости. Он шел к этому всю свою жизнь. И ни одна живая душа – ни жена, ни сыновья, ни ближайшие сподвижники – не знала о том, что он избранный. Он вел скромную жизнь обычного мексиканца, честно учился, честно трудился, честно дослужился до уважаемой должности. Он всегда знал, что великое его предназначение впереди.

Сакральная чаша должна быть тем порталом, через который совершится перевоплощение. Об этом также не было никому известно. Те, кто искал сосуд, считали, что он необходим для ритуалов, связанных со сменой бактуна и спасением людей.

Сакральный сосуд он обнаружил десять лет назад. Он помнил, как забилось сердце, когда он увидел фотографии этой васихи в «Мехиконе». Он ни секунды не сомневался, что это она, та самая васиха, веками служившая секте, та самая васиха, потерянная в годы революции, та самая сакральная васиха, которая поможет свершиться предначертанному судьбой.

Тогда он и вступил в переписку с новым владельцем сосуда, российским коллекционером Игорем Ветровым.

Мимо Платформы Черепов и Платформы Венеры, не обращая внимания ни на скопище туристов, ни на торговцев, они выбрались на площадь, которую венчала изящная ступенчатая пирамида с целехоньким храмом на вершине.

– Знаменитый Эль Кастильо, Замок! – объявил Беловежский.

– Или Пирамида Кукулькана, – добавил Танеев.

– Кукулькан – это же майяский Кецалькоатль? – уточнила Марина.

– Он самый. Пернатый Змей.

Головой змеи заканчивалось каждое ограждение лестниц, с четырех сторон пирамиды выступавших над ее террасами.

– Это правда, что в какой-то день по ступеням пирамиды сползает сам пернатый Змей? И в этом якобы проявляется особая мистика и мудрость майя? – обратилась Марина к своим знающим спутникам.

– В день весеннего равноденствия одна сторона пирамиды оказывается в тени, а освещенная солнцем волнистая линия идет вдоль ограды лестницы и завершается головой змеи. Тем самым создается впечатление спускающегося змея, – пояснил Танеев.

– Но это всего-навсего световой эффект. Никакой мистики и мудрости тут нет, – раздраженно добавил Беловежский.

– Почему же? – смеясь, возразил научник. – Мудрость знания явлений природы все же присутствует. Мистики нет, конечно.

Пока мужчины обсуждали какие-то детали декора храма, Марина медленно обходила пирамиду, пытаясь понять и представить ту световую иллюзию, о которой шла речь. Она не могла сосредоточиться на своих ощущениях, потому что ее без конца кто-то задевал или она сама на кого-то натыкалась, пятясь, чтобы рассмотреть пирамиду с другого ракурса. В отличие от Чака, Кукулькан отказался явить себя пред ее очи. И она поспешила присоединиться к своим спутникам, которые, о чем-то оживленно споря, направились к Храму Воинов.

– Вот главное здание, которое свидетельствует о том, что в постклассический период, в последний период своего расцвета, вплоть до потери своего могущества в XIII веке, Чичен-Ица испытывает влияние со стороны иностранцев, – говорил Танеев, словно в продолжение их с Сашей беседы.

– Вы считаете, что майя были завоеваны? – уточнил Беловежский.

– Не знаю. Поздние архитектурные сооружения и некоторые источники позволяют лишь считать, что такое воздействие было. Но стали ли иностранцы правителями или просто, к примеру, через династические браки составили часть влиятельной знати, пока судить трудно.

– Что значит иностранцы? Кто они? – полюбопытствовала Томина.

– Храм Воинов почти в точности повторяет архитектуру из далекого городища Тула к северу от Мехико, – сказал Танеев.

– Может, ты помнишь так называемых атлантов из этого городища? – подсказал Саша.

– Это такие космические фигуры в скафандрах и с бластерами? – смеясь, спросила Марина.

Она не постеснялась обратить свой вопрос к Танееву. Реакция была ожидаема, но ведь и она вложила иронию в свой вопрос.

Танеев расхохотался:

– Вот налицо «инопланетная Мексика» в сознании населения. – Он всплеснул руками, продолжая смеяться. – По крайней мере, вы поняли, о каких скульптурах идет речь.

– Понимаю, – подхватила шутку Марина, – Чичен-Ица подверглась нашествию не пришельцев из космоса, а пришельцев из Тулы, то есть тольтеков.

Продвигаясь по городищу, они попали в настоящий лес из колонн. Мириады округлых и остроугольных колонн выстроились стройными рядами, как на параде, и маршировали, очерчивая обширное пространство, получившее название Площадь Тысячи Колонн.

– Раз уж речь зашла о космосе, вот и знаменитая Обсерватория, – провозгласил Беловежский, когда они пробрались в укромный отсек городища.

На высокой платформе, точно тающее мороженое в стаканчике, неровным цилиндром торчало сооружение с обсыпавшимся куполом.

– Так это правда Обсерватория? – спросила Марина.

– Это здание еще называют Караколь, «ракушка», по его форме. Однако из-за особого расположения окон первые исследователи предположили, что это сооружение могло служить для астрономических наблюдений. Они и дали ему название Обсерватории, – пояснил Андрей Михайлович.