«Опыт мне подсказывает, что по этой дороге я уже ходил. Примерно шестьдесят лет назад. На протяжении двух недель. Тогда было так же холодно. Всё вокруг выглядело таким же лишённым красок: только белый и чёрный цвета вокруг, соединённые оттенками серого».

Я увидел впереди укатанную горку, по которой скатывались дети пионерского возраста (сидя на портфелях). Не заметил, чтобы эти пионеры мёрзли — они выглядели весёлыми и счастливыми. Я подумал, что с удовольствием тоже последовал бы их примеру. Но меня удержали от этого поступка недовольный взгляд моей спутницы и понимание того, что я уже давно не пионер. «Не пионер, но комсомолец», — подумал я. Вспомнил, что из конверта я вместе с паспортом доставал и свой комсомольский билет.

Здание школы я узнал без посторонних подсказок. Оно выглядело таким же невзрачным, каким я его и запомнил. Над крышей школы кружили птицы (голуби, а не вороны, как мне показалось сначала). К школе по многочисленным дорожкам и тропинкам спешили наряженные в мрачную зимнюю одежду дети. Я снова задумался над тем, с какой стати пошёл вместе с Лукиной. Почему не остался в тёплой квартире и не потратил время на внимательное изучение новой реальности (будь она настоящей или виртуальной).

Пришёл к выводу, что на прогулку меня выгнало любопытство. Плюс к этому, мне за полтора года надоел вид потолка и стен (пусть я и смотрело на другие стены, не оклеенные дешёвыми обоями). К тому же, меня заинтересовало, а действительно ли я очутился в своём прошлом (не важно, реальном или виртуальном). Пока я кроме смутно знакомой обстановки вокруг и своей двоюродной сестры ничего знакомого не увидел. Не вспомнил, чтобы в прошлый раз Иришка поливала меня водой. А жареная картошка в тарелке — не показатель.

В школе на меня обрушились звуки детских голосов. К чёрным, белым и серым цветам здесь добавились многочисленные алые пятна пионерских галстуков. Замечал я и красные комсомольские значки на одежде старшеклассников (у себя на лацкане пиджака я обнаружил такой же). С сопровождавшей меня Иришкой то и дело здоровались школьники — кивали они и мне, но эти их кивки выглядели неуверенными и будто бы смущёнными.

Верхнюю одежду мы оставили в гардеробе (там все прочие ароматы заглушал запах хлорки). В школьном вестибюле я разглядывал многочисленные стенды на стенах с заголовками «Информация». Замечал стоявшие на широких подоконниках цветочные горшки с комнатными растениями (не вспомнил, видел ли я их раньше). Почти не смотрел на лица детей — больше разглядывал их одежду. Шагал рядом с Иришкой Лукиной по скрипучему паркету-ёлочке мимо невзрачных дверей классных кабинетов.

«В этой школе я учился две недели, — сказал я, будто бы ответил на не озвученный вопрос Эммы. — Тогда я почти ни с кем не общался. Мне здесь не нравилось. Я только и думал о том, что скоро отсюда сбегу. Почти ни с кем не разговаривал. Немного общался лишь с сестрой и с Черепом. Признаю: вёл себя не очень приветливо, посматривал на окружающих свысока. Ведь я же был жителем столицы. Да и к тому же, всё ещё чувствовал себя звездой. В общем, не удивительно, что от меня все шарахаются».

Иришка резко свернула вправо: к открытой нараспашку двери кабинета. Я не сразу среагировал на её манёвр — вошёл в класс следом за двоюродной сестрой. Первым делом взглянул на исписанную белым мелом и украшенную меловыми разводами ученическую доску. Невольно улыбнулся. Потому что подумал о том, что учитель (или учительница) будет недовольна этими художествами. Будто в ответ на мои мысли к доске подошла светловолосая девица и принялась протирать её влажной тряпкой.

«Если это всё же виртуальная реальность, то её точно сделали на основе моих воспоминаний, — сказал я. — Или же разработчиков консультировал выходец из СССР примерно моего возраста. Выглядит всё очень реалистично. Признаю. Не подкопаешься. Будто я действительно очутился в прошлом. Все эти фотографии на стенах, эти дурацкие деревянные парты и деревянные лавки, от которых в ногах постоянно оставались занозы — всё это я помню. Не подозревал, что технологии шагнули так далеко».

Я снова заметил, что десятиклассники радостно приветствовали мою сестру и будто бы смущённо здоровались со мной. Но здоровались со мной далеко не все. Некоторые парни рассматривали меня оценивающе, будто бы со скрытым вызовом во взгляде. Девчонки посматривали на меня с явным интересом и с любопытством (но тут же отворачивались, встретившись со мной взглядами). Следом за Лукиной я неторопливо прошёл между рядами старинных деревянных парт.

Иришки поставила свой чемодан на третью парту в среднем ряду. Я прошёл чуть дальше: к четвёртой. Память подсказала, что именно на этом месте я просидел две недели, пока учился в сорок восьмой кировозаводской школе. Я даже удивился, что вспомнил такую подробность через шестьдесят лет. Рассматривал лица школьников. Имён своих нынешних одноклассников я в памяти не нашёл. Но лица узнавал: без сомнения я этих парней и девиц в нелепых нарядах уже видел раньше.

А вот имя светловолосого розовощёкого паренька, сидевшего за четвертой партой, я вспомнил.

Алексей Черепанов. Или, как его называли одноклассники, Череп.

Черепанов поднял на меня глаза, улыбнулся. Он протянул мне руку.

— Здравствуй, Василий, — сказал Череп.

Я пожал Черепанову руку — его пальцы были холодными, словно парень только что играл в снежки.

Череп вздохнул (как мне показалось, печально), нахмурил белёсые брови и спросил:

— Ты читал во вчерашней «Правде»?

Звуки его голоса утонули в пронзительном дребезжании школьного звонка.

— Здравствуйте, ребята, — прозвучал спокойный, но громкий женский голос, едва только смолк звонок.

В классе сразу же забурлило движение: ученики поднимались с мест и становились около своих парт лицом к двери.

— Здравствуйте, Лидия Николаевна! — хором сказали ученики десятого «Б» класса.

Стоявшая на фоне доски высокая худая учительница махнула рукой и скомандовала:

— Садитесь.

Школьники устало опустились на деревянные лавки.