— Когда начнём?! — засучил рукава кафтана Юрий Васильевич.

Событие пятьдесят четвёртое

Братик Васильевич, пока не очень грозный, с отдарками не стал тянуть.

Юрий Васильевич с засечного боя, который про себя окрестил «стоянием близ Угры», привёз в Москву подарков немного. Брату подарил лучшего коня. Он не специалист от набившего оскомину слова «совсем» в лошадях и прочих жеребцах с меринами и кобылами, но среди трофейных жеребцов был один точно арабом и масть необычная. Изабеловой масти, как сотник Ляпунов определил. Брат Михаил потом пояснил, что сейчас так называют светло-соловых аргамаков. У этого чуда ещё и хвост был белый.

Откуда у крымских татар аргамаки? Так сейчас Крымское ханство — это далеко не Крым только. Тот же батянька Эмин Герая или царевича Имин-Гирея — Сахиб I Герай был даже ханом Казанского ханства и владел приличной частью Кавказа. Так что у самого царевича и у его свиты могли быть очень дорогие кони в том числе и аргамаки. Видимо, один из отрядов возглавлял большой начальник — калга, возможно, один из младших сыновей Сахиб Герея. О том, что среди напавших на Перемышль крымцев были богатенькие Буратины стало ясно при дележе трофеев. Юрию Васильевичу сотники торжественно преподнесли саблю в ножнах с кучей самоцветов, был рубин и в навершии. Чтобы братику потрафить её Юрий тоже Ивану подарил. Пусть порадуется великой победе Великий князь. Третьим подарком была покрытая золотом ерихонка. Шлем такой с козырьком и защитой ушей. Очень вероятно, что все три подарка от одного бывшего хозяина достались и аргамак и шлем и сабля — дорогие очень и пафосные вещи.

В общем, все три подарка Юрий Васильевич торжественно при большом скоплении москвичей и бояр вручил Ивану Васильевичу, подарки расхвалил братец и поздравил Юрия с победой, хоть малой, но дорогой, так как не дали земли русские позорить целому царевичу крымскому и калге хана Имин-Гирею.

Брат долго обнимался и целовался, и саблей размахивал, и шапку золотую набекрень надевал, и коня по жопе хлопал, и бояр по плечам и шапкам, если промахивался. Действительно рад был и прямо светился от счастья и гордости за братика младшего, коего все кроме него дурачком в Кремле и на Москве почитали.

И вот не прошло и седмицы, как братик отдарился. Иван написал на следующий день на листочке, что за такие подарки проси чего хочешь, всё исполню… И ускакал на изабеловом аргамаке народ на Москве будоражить.

А Юрий Васильевич задумался. А чего ему в жизни не хватает? Слуха? Компьютера с подсказками, картошечки жареной с сосиской и кетчупом. Ох, до хрена чего не хватает.

Поразмышлял, чего сам не может и две вещи попросил. Первая сама на ум пришла. Тут нужен огромный административный ресурс и твёрдая рука и у него этого нет.

— Хочу, Ванечка, потешное войско себе создать, — вспомнил Боровой Петрушу нашего первого.

Только не Преображенцев конных или пеших, а гренадёр. Если им с Казанью и крымцами воевать, то граната, взорвавшаяся среди конницы, наделает бед больше сотни стрел, у этих товарищей лошади ещё не обучены не обращать внимание на взрывы. Побегут.

«Потешное»? — собравшийся опять гонять на аргамаке Иван остановился с занесённой ногой, поставил её в обратном направлении и накарябал пером на листке.

— Моего возраста, вместе чтобы отжиматься, подтягиваться и стрелять из мушкета учиться. Только сильных хочу и здоровых. Хоть из посадских, хоть из дворян, хоть из детей боярских. Чтобы отцы у них были девять — десять вершков. (В районе ста восьмидесяти сантиметров).

Иван свет Васильевич рот открыл. Даже шапку — тюбетейку снял, чтобы макушку почесать. Голову к плечу наклонил, помотал ею, не как бы отказывая, а удивляясь.

«Сколько же отроков тебе надобно, брат»? — бросив удивляться, написал на листке Иван.

— Два десятка, — хотел сказать две дюжины, да передумал. Дюжинами на Руси станут считать с восемнадцатого века, переняв от моряков. Слово французское. Из двух состоит do(u)ze- «двенадцать» и -aine — суффикса женского рода, который придаёт числу двенадцать значение точности: «точно 12». Сейчас никто и не поймёт, что такое дюжина, — нет, пусть двадцать пять будет.

«Сам отбирать буду»! — пообещал старший брат и, не выдержав, всё же, убежал к аргамаку.

И вот не прошло и седмицы с приезда Юрия Васильевича в Кондырево, как потешные прибыли. Прибыли они конно и оружно. Ну, конно это уже в Калуге им подобрали резвых татарских лошадок, которых до конца так и не распихали. А оружно это уже братик расстарался всем двадцати пяти будущим гренадёрам подыскали сабли. Плохонькие, маленькие. Так «гренадёрам» и самим одиннадцать — двенадцать лет. И сразу заметно, что отцы у них высокие и здоровые мужи. Любой из потешников выше и в плечах шире Юрия.

Бороздин оторвался на пару часиков от стройки века и занялся пацанами. Для них уже строили два пятистенка, будут пока в тесноте, на двухярусных лежаках почивать. Ну, так их сюда с Москвы и Подмосковья не спать везли, а тренироваться. Уставшему человеку и доски — перина.

Вторую просьбицу брату Юрий озвучил только на следующий день. Просить у всех иностранцев, что к нему будут приходить «земляное яблоко» или картопфель из Америки. Чем больше сетей закинуть тем вероятнее улов.