Шрифт:
Толстый ковер в коридоре скрадывал шаги. Борух без труда нашел кабинет: из-за тяжелой двери доносились голоса. Один принадлежал Нойманну, другой, грубее и глуше, тоже показался знакомым. Борух припал к двери ухом.
— Мне кажется, вы зарываетесь, — сердился голос, и Борух узнал адмирала Канариса. — Я не верю в эту вашу мистическую чушь. Мир — это шахматы. Чем больше у тебя фигур, тем ты сильнее.
Как он мог о нем забыть! Приезд Нойманна совсем сбил с толку. Борух затаил дыхание.
— Мало того, — продолжал Канарис, — что разведка больше не получает ваших юнцов, так теперь вы чуть не спровоцировали международный конфликт. Думаете, только я знаю о вашей диверсии в СССР?
— Да, пожалуй, они уже выяснили, кто я, — беспечно произнес Нойманн.
Похоже, он дразнился. Борух вспомнил, как в одной дедушкиной книге видел рисунок — тореадор и бык. Тореадор изящно взмахивал плащом, красовался и выглядел легкой мишенью, но дедушка Арон сказал, что такой танец смертельно опасен — и в первую очередь для быка.
— Ваша безрассудная выходка будет вам дорого стоить, Нойманн. Идет большая война, тщательно продуманная. А вы!..
— Уже неважно, у кого сколько пешек, если вам по вкусу такие метафоры, — перебил его Нойманн, — потому что теперь у меня есть ферзь, который поставит мат всему миру.
— Ферзь?.. Что вы?..
— Теперь в моих руках самая мощная сила, — сказал Нойманн.
От горячего дыхания у Боруха вспотела верхняя губа, он быстро отер ее. Нужно было уходить, но он прирос к полу, не в силах пошевелиться. Он совершенно не понимал, о чем говорят адмирал и Нойманн, но кое-что понимал в шахматах, и то, на что намекал Нойманн, его пугало.
— Вы же осознаете, что они это так не оставят? Чтобы защитить вас, мне нужно знать, ради чего вы рисковали отношениями с Союзом.
— А знаете что, Канарис, — весело заметил Нойманн. — Ваша защита мне больше не потребуется. Но в знак дружеского расположения я вас, так и быть, познакомлю. Считайте это приглашением на званый ужин.
— Познакомите? Я не совсем понимаю… Лучше скажите, какой у вас план, Нойманн.
— Для начала — устроить свою личную жизнь.
— Что?! — Скрипнул, отъезжая, стул, и Борух отпрянул от двери. Но Канариса все равно было прекрасно слышно. — Я предупреждаю, что арестую вас, если вы пожертвовали планами военного руководства ради какой-то личной прихоти! Вас берет обыкновенная пуля, Нойманн, и я это прекрасно знаю!
За спиной раздались шаги, и Борух побежал вперед по коридору.
Лучше бы он ушел из замка еще утром! А теперь тревога и мрачные тайны, приоткрывшиеся ему, только сбивали с курса. Кто этот ферзь, о котором говорил Нойманн? Борух не знал точно — и не хотел знать.
Он вломился в первую попавшуюся незапертую комнату и бросился к окну. Бежать сию же секунду! Бежать и больше никогда не связываться со странными взрослыми, даже если они предлагают красивую сказку. Особенно — если сказку.
Борух схватился за ручку оконной рамы и дернул, но та не поддалась. Он затряс створку так, что зазвенело, и тут услышал вскрик. Борух обернулся и замер: на кровати, растрепанная и удивленная со сна, сидела новенькая фройляйн.
Теперь у меня есть ферзь, вспомнил он хвастливые слова Нойманна.
Аня
Дождь висел над окрестностями плотной жемчужной завесой, скрывая от глаз дальний край леса в низине. Верхушки елей сгибались от ветра и влаги. Стекло автомобиля холодило лоб и слегка дребезжало на круглых, уложенных один к другому булыжниках. Они проезжали по каменному мосту над глубокой расселиной, полной темного ельника с желтыми всполохами берез. Дождь струился по бледному Аниному отражению в стекле автомобиля, точно слезы.
— Мы на месте, — сказал Макс с переднего сиденья. Он поймал ее взгляд в зеркале заднего вида, и Аня улыбнулась его прозрачно-голубым глазам.
Катарина Крюгер, которую Макс отрекомендовал как свою помощницу, вела автомобиль плавно и уверенно. Она что-то негромко сказала по-немецки, Макс ответил ей так же тихо. Они переговаривались так, будто ее здесь не было. На миг Ане показалось, что ее смыло дождем и она исчезла совсем, превратившись в одинокий призрак, блуждающий в горах.
На них надвигались замковые стены, поросшие плющом, и башни, похожие на шахматных слонов. Их зубастые вершины терялись в пелене дождя. С одной из башен, вспугнутая машиной, взвилась и слетела за стену пара воронов. Автомобиль въехал в открытые ворота. Каменный свод проплыл над ними. На мгновение свет померк, а затем вновь вспыхнул, и Аня увидела, как механическая рука Макса поспешно отпускает руку Катарины на рычаге передач.
Внутренний двор замка оказался просторным, с гравийными дорожками и клумбами, с каменными чашами фонтанов и живыми изгородями. Впереди виднелась широкая парадная лестница, а около нее черной кляксой в дожде растекался другой автомобиль.
Откуда-то раздавались команды на немецком. Аня припала к окну и увидела детей. Одетые в форму, похожую на военную, они маршировали вдоль левого крыла замка под руководством высокого мужчины с острым лицом и пугающим голосом. Мальчики и девочки разных возрастов на равных выполняли команды, не обращая внимания на дождь.