В рассветной тишине щелчок осечки прозвучал громко, будто хрустнула под ногой ветка. Борух пожал плечами, отнес Эберхарду снаряжение и встал в строй. Эберхард не стал возражать — третьего шанса он обычно не давал никому.

Через пару часов, когда после утренней работы Борух играл сам с собой в шахматы, Ансельм налетел на него со спины и повалил со скамейки в сырую жухлую траву. Некоторое время они молча и с рычанием катались, сцепившись в клубок, молотя друг друга руками и ногами на глазах у всего замка.

Их растащила Катарина. Поскольку в тот момент Борух сидел на Ансельме верхом и бил его в ухо, Катарина рассудила, что и первый начал тоже он. Она схватила обоих и куда-то поволокла. Это было обидно, хотя не так обидно, как нападение Ансельма. Но Борух не сопротивлялся. Восторг пополам со страхом, которые он испытывал в присутствии Катарины, исчезли без следа, и теперь ему было просто все равно.

— Вы что, решили друг друга убить?! — восклицала она, стуча каблуками по лестнице. Борух глянул на Ансельма: тот хмуро смотрел себе под ноги. Хотел ли Борух его убить? Если бы хотел, точно не стал бы тянуть до обеда.

Они поднялись в общую гостиную, где уже собрались остальные. Ансельм, поведя плечом, вырвался из хватки Катарины и ушел к Далии. Сел рядом с ней, не глядя ни на кого. Борух тоже хотел бы сесть с Далией, но свободный стул остался только рядом с Квашней, поэтому он сел с Квашней. Во рту противно шаталось, Борух толкнул языком и выплюнул на ладонь передний зуб.

— Неслабо, — тихонько присвистнул Квашня, взглянув сначала на зуб, а потом на Ансельма.

Борух действительно чувствовал себя очень сильным. Непобедимым воином. Он хотел сказать об этом Квашне, но Катарина оборвала его на полуслове:

— Борух! Да что с тобой такое… — Она встала так, чтобы все ее видели. — Итак, вечером у нас гости. Все запомнили роли? Каждый должен показать свой самый главный талант. Девочки, вы решили, что будете петь?

— А про осень точно нельзя? — жалобно протянула Агнесс.

— Нет, про осень нельзя, — отрезала Катарина. — Я ведь уже объясняла: песня грустная, а у нас все-таки день рождения герра Нойманна. Нужно спеть что-то веселое и… популярное. Такое, что понравится генералу и гауляйтерам. Можно народное. После обеда жду вас на репетиции. А те, кто ничего, кроме драк, не умеет… — Она обвела гостиную пристальным взглядом и задержалась на Борухе. — Те разносят закуски и напитки. Все понятно?

— Да, фройляйн Крюгер, — нестройно затянули дети. Борух насупился и промолчал. Вообще-то, кроме драк, он умел играть в шахматы, но как это поможет, если на тебя бросаются с ножом или с кулаками?

— Тогда шагом марш на завтрак, — скомандовала Катарина. — Кроме тебя, Борух. Ты идешь со мной.

Все, даже Ансельм, унеслись в столовую. Борух проводил их тоскливым взглядом. Но Катарина притопнула ногой, и Борух поплелся за ней. Они прошли насквозь все крыло, миновали и кабинет герра Нойманна, и его комнату, и комнату новенькой Ани. В конце концов остановились у двери около лестницы, и Катарина открыла ее ключом.

Комната оказалась совсем пустой, почти без мебели. Простая односпальная кровать стояла изголовьем у окна. В углу громоздился старинный шкаф. Одинокий стул выгибал спинку рядом с единственной красивой вещью — маленьким туалетным столиком с круглым зеркалом и всевозможными расческами. Зеркало обрамлял деревянный венок из роз. Такие же розы, только живые, чуть увядшие, стояли на тумбочке у кровати. Эти розы из сада, догадался Борух, из той его части, к которой Катарина запрещала приближаться даже садовникам, не говоря уже о детях. Она очень любила свои цветы, никогда не срезала. Странно, что теперь они вянут в пузатой вазе.

Может быть, из-за цветов, а может быть, оттого, как тяжело и бессильно Катарина опустилась на стул, Борух понял, что эта комната принадлежит ей.

— Подойди, — поманила она, и Борух подошел.

Катарина достала из верхнего ящика туалетного столика аптечку. Отщипнула кусочек ваты и, промокнув спиртом, ткнула им в лицо Боруху. Спирт обжег ссадину на скуле, Борух дернулся, но выдержал. Боль уже не пугала, поэтому он просто стоял и терпел, пока Катарина закончит.

— Ты изменился, — сказала она, серьезно разглядывая его лицо. — После разговора с герром Нойманном. Почему?

Борух не знал, как объяснить то, что с ним произошло в кабинете у герра Нойманна, поэтому хмыкнул. Но Катарина ждала. Пришлось ответить:

— Просто я больше ничего не боюсь.

— Это герр Нойманн тебе сказал? — Ватка ткнула пару раз под ноздрей, и нос обожгло парами спирта. Борух задохнулся, закашлялся. — Ты помнишь, о чем мы с тобой договаривались? — продолжала Катарина. — Повтори.

— Не разговаривать с чужими, не называть своего имени, говорить только по-немецки.

— Все верно. — Развернув к свету, Катарина снова придирчиво осмотрела его. Сказала, подбирая каждое слово: — Вечером будет много важных гостей. Не всем из них можно доверять. А ты тем более не можешь доверять никому, кроме меня и… герра Нойманна. — Последнее она произнесла как будто с сомнением. — В любом случае никто не должен узнать, что ты еврей. Только так мы сможем тебя защитить. Ты понимаешь?