Шрифт:
вает им гирьки каждый день, а на дачу не едет. Посидит на лавочке, поды-
шит воздухом - и опять домой!
Тут лиса подмигнула Карабасу и сказала сладким голосом:
– А на даче-то теперь благодать! Трава зеленеет, и птички поют. Схо-
дили бы вы, Марья Ивановна, в лесок, набрали бы ягод, сварили бы ва-
реньица любимому внуку! Ну не досадно ли сидеть тут на лавочке!
– Что и говорить!
– вздохнула старуха.
– Жаль мне вас, Марья Ивановна, очень жаль!
– сказала лиса.
– Поез-
жайте вы, с богом, на дачу. Погуляйте на воле. А мы здесь присмотрим за
вашими часами. Мы люди богатые, свободные, приехали Ленинград посмотреть
и себя показать. Отчего бы нам не помочь старому человеку - не пожить в
вашей квартире?
Подумала Марья Ивановна, взглянула опять на сизую бороду Карабаса,
вспомнила покойного дедушку, а заодно и маленького внука - и согласи-
лась. Да еще спасибо двум пройдохам сказала.
Она отвела их по скрипучей лесенке в свою квартирку под самой крышей.
В квартирке было уютно. На окнах - горшки с геранью, на столах - вя-
заные салфеточки, на полу - полосатые дорожки. В простенке висели ста-
ринные часы с узорчатым домиком на макушке и громко тикали.
И вот, едва Карабас ступил на порог, порог заскрипел. Шагнул Карабас
в комнату - пол затрещал. Сел он в кресло - кресло охнуло, стол засто-
нал, а большой шкаф треснул так громко, будто выстрелил.
– Не пускай злодеев в квартиру!
– говорили вещи.
Но Марья Ивановна не слушала. Она влезла на стул и показала лисе, как
нужно заводить часы. Заскрипели колесики, забренчали гирьки, и вот с
треском и громом раскрылся узорчатый домик. Из него выскочила желтая ку-
кушка и жалобно прокуковала:
– Беда! Беда!
Но Марья Ивановна опять ничего не поняла. Ей уже виделись дача, со-
сенки, медный таз с горячим вареньем и внучек Миша, слизывающий с ложки
вкусные пенки!
Она собрала свои вещички в узелок, простилась с новыми знакомцами и
весело заковыляла на вокзал.
Едва дверь захлопнулась, лиса заглянула в комод, отворила шкаф, выд-
винула ящики в столе, а потом бросилась к старенькой швейной машинке.
– Ах, вот они где!
Возле машинки лежали большие ножницы. Лиса схватила их, подтащила Ка-
рабаса к тусклому зеркалу и сунула ему ножницы в руки.
– Обрежьте бороду.
– Что?
– заорал Карабас.
– Чтобы я обрезал бороду? Да ты не в своем
уме!
– Подведет вас эта борода!
– сказала лиса.
– Здесь каждый школьник
видел ваш портрет на плакате. Они вас сразу узнают, как только покаже-
тесь!
– Не узнают!
– сказал Карабас.
– Я засуну бороду под воротник и зас-
тегну пальто на все пуговицы! А уж с бородой я не расстанусь! Дудки!
Лиса пожала плечами и положила ножницы на место.
Глава десятая О ТОМ, КАК ПАРОХОД С ДЕТЬМИ ПРИПЛЫЛ В ЛЕНИНГРАД
Пока Карабас и лиса устраивались в квартирке Марьи Ивановны, пароход
с детьми все плыл и плыл по морю на северо-восток.
Маленькая девочка не расставалась с куклой. Днем она играла с ней, а
вечером укладывала спать в свою постельку. Мальвина глядела прямо перед
собой синими глазками, улыбалась красным ротиком. А если девочка ставила
ее ножки на пол, она пела тоненько:
Тяжело и грустно мне:
Счастья нет в моей стране.
Потому-то в край чужой
И плывет кораблик мой.
Дети на пароходе подхватывали хором эту песню и говорили между собой:
– Какая замечательная куколка!
Однажды вдали над серым морем показались тонкие синеватые трубы, баш-
ни, огромные купола. Это был Ленинград. Пароход вошел в устье медленной
реки. Мимо низких, серых берегов, мимо горбатых подъемных кранов, мимо
барок, нагруженных золотистыми досками, приближался он к причалу.
А вот и набережная - дома с колоннами, пристань и мост.
Сколько народу столпилось у пристани! Ленинградские школьники вышли
навстречу приезжим детям с красными знаменами, с серебряными трубами, с