Демьянполь шагнул вперёд, широко раскинув руки, будто собирался обнять весь горизонт. Его плащ (слишком лёгкий для северного ветра, но, конечно, «рыцарский») развевался театрально.

— Они — врата! Занавес между миром яви и тем, что прячется за краем снов. Днём они спят, да — но лишь потому, что их истинная суть раскрывается под звёздами. Видели бы вы, как они дрожат на ветру, будто шепчутся с луной!..

Хейст приподнял бровь, явно борясь с улыбкой. Она же скрестила руки:

— Ты хоть раз их видел?

Демьянполь, не смутившись, приложил руку к груди:

— Видел ли я? О, миледи, я чувствовал! Однажды, в ночь полнолуния, я стоял у ручья, и… воздух вокруг наполнился таким ароматом, что мысли мои поплыли, как осенние листья. А потом — о, потом! — мне показалось, будто сама гора заговорила со мной шёпотом этих самых цветов!

Именно поэтому Лира не хотела, чтобы его друг общался с этими нар… авантюристами. Они явно предпочитали алхимию посильнее простого алкоголя. А узнав, что Хейст был алхимиком, скажем так, с открытым к экспериментам разумом…

Тем более уж слишком яро, со всей самоотдачей Хейст погрузился в разговоры с ними. Услышав те обрывками, она периодические улавливала упоминания чего-то, явно связанного с алхимическими процессами и всем таким. И хуже всего дальше «дружеского совета», который идиот игнорировал — она помочь не могла: не те у них отношения ещё.

— И что же она сказала? — невозмутимо спросил Хейст.

— 'Что я — ужасный лжец", — неожиданно вставил здоровяк, молча шагавший сзади.

Демьянполь фыркнул, но тут же парировал:

— Нет, мой грубый друг! Она сказала: 'Демьянполь, прекрати выдумывать — или пчёлы съедят твой язык!"

Лира выразительно фыркнула. Хейст с улыбкой хмыкнул.

— Ладно, оратор, — Лира махнула рукой, — Если они и правда такие волшебные, почему ты до сих пор не набрал их мешок и не продал алхимикам за годовой доход?

Демьянполь вдруг стал серьёзен. Даже его голос потерял театральность:

— А они становяться ценными только при специфической обработке. Мало кто в этих землях согласиться работать с таким. И ещё меньше знает как — да вообще что это за цветы…!

Наступила короткая пауза. Даже здоровяк перестал жевать свой сухарь.

— Так что нет, миледи, — Демьянполь снова улыбнулся, но теперь в ней было что-то острое, — Эти цветы лучше оставить пчёлам. Они хоть знают, как с ними обращаться.

Хейст задумчиво посмотрел на кусты далеко позади, куда улетел его сорванный цветок. Лира вдруг почувствовала лёгкий холодок по спине? Точно так же он смотрел на тот порошок, что как-то получил от того же «Рыцаря справедливого ручья» при предыдущем путешествии.

Порошок, который она не видела с самого входа в лагерь.

— Ну что ж, — наконец сказал Хейст, — тогда надеюсь, пчёлы оценят мой жертвенный дар.

Демьянполь рассмеялся, коротко бросив, мол они обитают дальше на севере. А потом словно задумался, кинул на неё сомневающийся взгляд (эй!), прежде чем повернуться к Хейсту.

— Знаете… есть одна вещь, ради которой я готов забыть о рыцарской гордости и даже — о ужас! — простить своего обидчика.

Хейст заинтересованно обернулся к нему:

— Продолжай.

— Мёд, — он произнёс это слово с такой страстью, будто говорил о потерянной любви, — Тот самый, что делают синие пчёлы из этих цветов. Он… он подобен музыке, застывшей в янтаре! Одной капли хватает, чтобы обычный хлеб стал пиром богов, а вода — нектаром из садов самой Богини!

Хейст усмехнулся:

— И ты, конечно, случайно упомянул об этом только сейчас?

Демьянполь в преувеличенном жесте схватился за грудь:

— Я хранил молчание из благородства! Ибо знал — едва вы узнаете, что всего в дне пути от вашей будущей базы есть пещера, где дикие пчёлы хранят бочки этого сокровища… вы бросите вашу миссию и побежите туда с ножами и дымовыми шашками!

— Бочки? — недоверчиво переспросила Лира.

— Ну… небольшие бочки. Ладно, горшочки. Ладно, крошечные горшочки! — он сник, — Но их так мало! И достать их можно лишь раз в году, когда пчёлы впадают в зимний сон, а пещеру не заметает снегом… Ну, или сжечь всех пчёл, если вы маг. Только они того, опасные…