Шрифт:
Возможно, показалось, но лицо князя переменилось. Не знал?
— Уже с месяц как.
— Счастливица. И что же, много ухажёров?
Князь закашлялся. Лев обернулся, наградил его долгим взглядом без каких-либо комментариев, и снова посмотрел на меня:
— А, впрочем, не будем об этом! Нам пора, а вы, милая Лиза, надеюсь, почтите нас своим присутствием в Пустыньке [7] завтра? Буду очень рад вас видеть.
— Так скоро?
— Не хочу тянуть. Меня давно не было в столице. Да и пытаюсь задобрить Катерину — я многого ей наобещал.
7
Пустынька — усадьба Алексея Константиновича Толстого в Ленинградской области. Дом сгорел в 1912. Ко Льву Николаевичу усадьба отношения не имеет (хотя Алексей — троюродный брат Льва).
— Что же… Я прибуду с братом.
— О! И Мирюхин здесь? Который?
— Илья.
— Верный страж примчался тут же!
— Можно и так сказать, — улыбнулась.
— Ах, как не хочу покидать вас, Лизавета, но пора! Доброго вечера!
— И вам, Лев Николаевич, — я присела в реверансе и не вставала, пока они не ушли достаточно далеко — словно это как-то могло помочь мне не устремиться следом.
Шлиссельбургский уезд
Пустынька, усадьба графа Алексея Константиновича Толстого
Пока Алексей пропадал на службе, Лев не постеснялся воспользоваться его имением. Сам он, к слову, ненавидел общество и сборища, но милая Катерина, обиженная, в людности души не чаяла, и затребовала подобное «извинение» за долгое отсутствие возлюбленного. Лев Катерину любил — хотя всё больше ему казалось, что друг другу они совсем не подходят, — и капризам потворствовал, оттягивая неминуемый момент расставания. Он знал, что расстанутся — Катерина не вынесет его угрюмости, нелюдимости, она — светская пташка и не выживет без внимания общества.
Что же, такова жизнь. Случаются огорчающие вещи, но пока… Пока всё было прекрасно, и Лев собирался растянуть это «прекрасное» на подольше.
Катерина чувствовала себя хозяйкой вечера. Они пригласили в основном друзей — её и его, потому не было смысла скрывать отношения. Будущая Толстая — она, в отличие от Льва, в это верила — не стеснялась показывать привязанность. Лев же стоял в сторонке вместе с Демидом, изредка награждая тех или иных гостей вниманием.
Лизавета, как и обещала, прибыла с братом. Лев тут же поспешил навстречу, поймав смурый — наигранно смурый, как понял опытный писатель — тёмный взгляд. Илья Мирюхин, очевидно, нацепил роль цербера. А ведь последний раз Лев видел его ещё безбородым юнцом! Эк возмужал! Восточный красавец!
Демид сразу заметил Лизу, словно у него имелось какое-то связанное с ней чутьё. Она выглядела совершенно чудесно в бардовом расшитом русском платье. Платок её и вуаль — сегодня светлые — удерживал венец. В нём блестели чёрные ониксы и французский гагат — искусно гранённый, отчего, казалось, он скрадывал весь свет. При взгляде на Лизу сердце наполнялось неописуемой гордостью за русскую культуру, одевшую женщин так величественно и так чарующе сдержанно.
Как прекрасно она была, степенная; не идущая — плывущая по паркетному полу.
Демид засмотрелся, но не он один — отчего такое зло взяло, что в глазах потемнело.
Спокойно!
Не твоя она. Сам решил.
Спокойно!
Высокие столики — чтобы дамам в неудобных платьях не приходилось садиться или вставать каждый раз, как понадобиться отойти на разговор, прогулку или потанцевать — играли Демиду на руку. Он всем весом опёрся на стол и смуро следил за тем, как к графине подходит то один, то второй, то третий жаждущий с ней разговора. Покуда с Лизой был Мирюхин, Демид чувствовал себя почти спокойно, но тот вдруг совершенно безответственно оставил её — ушёл на разговор с незнакомым тюрком, товарищем Льва.
— Поди к Лизе, — буркнул Демид Льву, когда очередной кавалер излишне задержался у стола графини. Лев даже и не поверил услышанному поначалу. Ладно, слуг посылал, но чтобы хозяина вечера?
— Шутишь? Сам поди!
— Не могу, — процедил князь.
— Чего это?
— Нога болит.
— Ты кому брешешь?
— Иди давай!
— И что мне ей сказать? Извольте не злиться, тут один хрыч недоволен вашему общению с другими хрычами и меня подсылает их от вас, аки мух назойливых, отгонять?
— Не ёрничай. Справься о вечере — всё. Иди!
Лев закатил глаза, но просьбу выполнил — ему вовсе было нетрудно, даже весело — пошёл к Лизе. Демид со стороны понаблюдал за их коротким разговором. Вскоре Лев вернулся, довольный, снова встал рядом с князем.
— Мог и подольше, — отметил Демид.
— Она не в духе.
— Что-то случилось?
— Потише, потише, беспокойный отец. Не знаю. Со стороны всё с твоим цветочком ладно.
— И как понял тогда, что не в духе?
— Наитие, — не выдержав столь дотошного собеседника, Лев поспешил к Мирюхину и турку — там и остался.