Главжандарм охнул, схватившись за сердце, и уронил на стол карты. «Две тройки, червонный валет и туз пик, – машинально подумал Фигаро, – всё равно ему ничего не светило».

Инквизитор Кранц, понятное дело, смогла удержать себя в руках, но её глаза, казавшиеся подозрительно сощуренными из-за стёкол очков, сузились ещё сильнее. Следователь почувствовал, как вокруг инквизитора сгущается воздух; похоже, госпожа Кранц непроизвольно набрасывала на себя защитные заклятья.

И только судья Коваль никак не отреагировал, продолжая спокойно посвистывать носом. Похоже, судье в тарелке спалось вполне себе удобно, и его уж точно не беспокоили разного рода мировые проблемы.

– Что вам известно? – голос инквизитора был холоден как вода из подлёдных родников Дальней Хляби.

– Мне известно многое. – Фигаро чуть дёрнул уголками губ. – Но не всё.

Он позволил себе на пару секунд прикрыть глаза, и глубоко вздохнул, проветривая лёгкие. В откровенное враньё ударяться было нельзя, однако и выложить всё, что ему известно следователь не мог. «Придётся, как говорит Артур, маневрировать между «нет» и «совсем нет». Дьявол, ну не силён я в таких вещах...»

– Я знаю, – продолжил Фигаро, рассеяно хлопая себя по карманам в поисках сигаретной пачки, – что все вы, присутствующие здесь, вляпались в какую-то очень грязную историю с этим самым «Шервудом». Знаю, что в ту же историю влипли члены клуба «Дети Астратота», и, в частности, ваши собственные дети. Знаю, что в этом городе орудует очень сильный колдун, намерения которого мне до конца не ясны. А если честно, то не ясны совсем. И также мне неясно, какого лысого борова вы сидите на чердаке и пьёте водку, в то время как, возможно, весь Верхний Тудым подвергается непонятного рода метафизической опасности.

– Во-первых, – госпожа инквизитор чуть помедлила перед тем, как ответить, – мы пьём не водку. Мы пьём коньяк. И играем в карты, причём если дело и дальше так пойдёт, то состояние господина Крейна очень скоро станет моим, и это поместье тоже. А что касается «Шервуда»...

– Хватит! – заорал внезапно голова, вскакивая на ноги.

Лицо Крейна перекосило от отчаяния; его вопль был настолько громким и яростным, что Хорт дёрнулся всем телом, едва не перевернув стакан, а инквизитор удивлённо приподняла брови (похоже, для госпожи Кранц это была предельная форма выражения удивления). Даже судья Коваль приоткрыл один глаз, фыркнул, икнул, и, пробормотав что-то вроде «сияй, сияй, маленькая звёздочка...», уложился в тарелке поудобнее, и снова задрых.

– Хватит. – Голова вытер пол со лба дрожащей рукой. – Довольно этого балагана. Мы сидим здесь уже вторую неделю, ждём непонятно чего, и надеемся, что всё обойдётся. Что он их отпустит. Что всё как-то само собой рассосётся... Не стойте столбом, Фигаро! Присаживайтесь! Вот вам стакан, вот бутылка, наливайте, и я ничего не хочу слышать о том, что вы на службе.

– Нам недвусмысленно объяснили, что если мы обратимся к властям... – начал осторожно глава жандармерии, но Крейн только махнул рукой.

– К дьяволу. Во-первых, представитель власти сам к нам явился, так что формально мы ничего не нарушали. А во-вторых... Ну вот сколько мы ещё будем тут сидеть, спиваться, и ждать непонятно чего? Чуда? Милости этого... этого... – руки головы бессильно упали на колени; Крейн рухнул на свой ящик-стул, схватил со «стола» пачку сигарет, и принялся рвать её на тонкие картонные полоски.

– Господин Крейн прав. – Инквизитор пожала губы, и резким движением руки смахнула со стола кучку сигаретного пепла. – Мы сидим здесь, на чердаке, запуганные и думаем, как решить проблему, которая с нашей стороны решения не имеет вообще. Я знаю, чем мы рискуем, господин Хорт. У меня там дочь. Но нельзя же просто сидеть на заднице ровно, и ждать, что на нас снизойдёт милость Горнего Эфира.

Фигаро молча подошел к импровизированному столу, взял стакан, показавшийся ему более-менее чистым, налил в него коньяку из початой бутылки, и рассеянно огляделся в поисках стула. Инквизитор тихонько вздохнула, и, прошептав заклинание, сотворила для следователя из воздуха стул с высокой спинкой. Стул слабо флюоресцировал; похоже, это была «полуиллюзия»: эфирный каркас «надутый» эфиром. Фигаро благодарно кивнул, отсалютовал присутствующим стаканом, выпил (коньяк оказался вполне сносным) и сел, всем своим видом выражая готовность слушать.

– Месяца три назад, – Крейн скрипнул челюстью, – золотая-мать-её-молодёжь Верхнего Тудыма открыла в «Шервуде» этот дурацкий клуб. Ну, «Дети Астратота». Я думаю, вы в курсе.

– В курсе. – Следователь кивнул. – А почему именно дети и именно Астратота?

– Потому что вампиры уже были и всем надоели. – Инквизитор вздохнула. – Но всё равно они были лучше, чем ночные гонщики. Пусть уж лучше детишки пьют красное вино, и томно курят сигаретки нарядившись в чёрные вуали и фраки, чем носятся по дорогам на убитых в хлам моторвагенах сломя голову.

– А до вампиров были оборотни. – Главжандарм мечтательно затянулся сигареткой. – Тоже не сахар, но всё равно лучше, чем гонки по городским дорогам в три часа пополуночи. Одевались в шкуры, жгли ночами костры на холмах, танцевали пьяные при луне – романтика! И, главное, никого не трогали. А потом придумали этих долбаных детей Астратота.

– Вы проверяли их на...

– Фигаро, – инквизитор поморщилась, – я не идиотка. Никакого колдовства, никаких запрещённых ритуалов, никакой Другой активности. Тишь да гладь, да пасторальная благодать. Обыкновенные красные масоны: фабрики – рабочим, знания – в массы, обязательные профсоюзы, всем одинаковые права, аристократию – вожжами под хвост... Ну, с последним даже мне трудно не согласиться, поэтому я махнула рукой – пусть его детишки тешатся. А потом... – она беспомощно уронила руки на колени. – Крейн, расскажите, как всё началось.