– Вы, госпожа Кранц, на жандармерию-то бочку не катите особо. – Хорт насупился, явно задетый за живое. – Мы тоже не лыком шиты, и в допросных комнатах у нас люди не помирают. Методы у нас, конечно, другие, не спорю. Например, берете носок – простой носок, главное, чтобы крепкий – и наполняете его сухим песком...

– Так, стоп! – Фигаро раздражённо махнул рукой, поймав себя на том, что жест получился ну вот совершенно мерлиновский. – Про методы допроса я знаю не меньше вашего. Все начитаны, все умные, все тут не танцами на жизнь зарабатываем. Фолт с Рене закончили драться. Что было дальше?

– Тренч снял экранирующее заклятье. А потом и все сдерживающие нас колдовские путы – мы буквально шлёпнулись на землю. Голова у меня ещё кружилась, но я почувствовала, что вполне могу колдовать. Даже проверила заклятья «на пальцах» – все были на месте. А Тренч усмехнулся и пригрозил мне пальцем. Знаете, так строго, и, в то же время, с весёлой хитрецой: мол, только попробуй, сразу по заднице схлопочешь. Поэтому я больше не пыталась. Как ни крути, но я по сравнению с ним была просто ребёнком. Тренч бы убил нас всех, взмахнув рукой, тем более что на мне не было ни одного защитного заклинания.

– Понимаю. Он что-то вам сказал, не так ли?

– Он сказал, что наши дети находятся, как он выразился, «под его покровительством». Предупредил, что попытки вызволить их силой или сообщить в инстанции, вроде ОСП закончатся для них и для нас крайне плачевно. Попросил не уезжать из города, и пообещал, что дней через тридцать всё закончится, и мы сможем увидеться с детьми.

– Попросил?

– Он был весьма вежлив, если вы об этом, Фигаро. Говорил тихо, иногда срываясь на лёгкий хрип. Похоже, у него было что-то с голосовыми связками. А может, и в принципе с дыхалкой – чёрт его знает. Я его во врачебном кабинете не осматривала... В общем, это всё, что он сказал. А дальше... Ну, открыл блиц-коридор, и мы оказались во дворе усадьбы господина городского головы.

– Где до сих пор сидите и пьёте горькую? – Следователь иронично поднял бровь. Этот небольшой жест стоил Фигаро не абы каких усилий; следователю было не до смеха.

– Примерно так. С небольшими перерывами. – Инквизитор потупилась, и принялась постукивать по стенке лежащего на полу шкафа носком сапога. Окованный железом носок издавал звонкий звук: тах! Тах! Тах! – Я выписала себе командировку; в Редуте сейчас за главного мой первый зам. Ничего, справится. Быть инквизитором в Верхнем Тудыме – простая работа. А когда она становиться сложной – лицо леди Кранц стало каменным, – то оказывается, что моих компетенций... недостаточно.

– А что было дальше? Рене, Фолт – вы слышали о них что-нибудь после... ну, вы поняли.

– Тело Рене на следующий день уже лежало на леднике в городской жандармерии. Безо всяких ран, кстати, но с характерным ожогом на груди. Такой получается, когда вы шваркаете человека молнией. Понятия не имею, как Тренч это провернул, но с его возможностями... – Инквизитор безнадёжно махнула рукой, и, не спросив, взяла сигарету из пачки следователя. – А Фолт, насколько мне известно, жив-здоров, и сидит в своём доме за городом. У меня не возникало желания с ним побеседовать. Не знаю, как это расценил бы Тренч.

– Это всё?

– Почти. Для меня Тренч оставил ещё одно распоряжение: отослать в Центральное управление столичной инквизиции отчёт о происшествии, где описывалась смерть Рене Коффера. Вы, должно быть, с ним знакомы, раз уж стоите здесь: внезапно прорезавшиеся колдовские способности Фолта, дуэль, смерть Рене от молнии.

– Тренч? Этот отчёт дал вам Тренч?

– Именно. Заранее напечатанный на машинке. Мне оставалось только подписать.

– Но, – Фигаро, зажмурившись, потряс головой, – не приходило ли вам в голову, что подобный отчёт может вызвать... эм-м-м... нездоровый интерес со стороны... определённых служб? Ну, посудите сами: человек, никогда не обладавший колдовскими способностями, неожиданно...

– Приходило, – признала инквизитор, рассеяно прикуривая сигарету от появившегося прямо в воздухе маленького огонька, – не могло не прийти. Я понимала, что подобный отчёт может спровоцировать на определённые... действия Орден Строгого Призрения. Это как минимум. И, честно говоря, очень надеялась на это. Надеялась и боялась... Фигаро, ну как вы не понимаете, – неожиданно голос женщины сорвался на крик, – там же наши дети! В этом проклятом отеле, с этим... с этим…

«Фигаро! Фигаро, приём! Как слышно?»

Несмотря на то, что обстановка никак не предрасполагала к веселью, следователь, против воли, улыбнулся (ему пришлось скрыть улыбку ладонью и ненатурально закашляться). Ментальный голос Артура прогремевший в центре головы Фигаро был точно таким же, как и раньше, в те не такие уж и далёкие времена, когда старый колдун влачил призрачное существование в кольце на пальце следователя. Фигаро сложно было признаться в этом даже самому себе, но пустота, поселившаяся в том месте, где раньше обитал голос Зигфрида-Медичи, тревожила. Будто съехал старый постоялец, что несколько лет жил в соседней комнате, и с которым порой так весело было играть вечерами в подкидного дурака или просто собачиться о том, да о сём. Теперь же Мерлин вернулся, и в центре головы следователя словно бы появилась некая точка опоры, лампа, которую можно было включить в самый тёмный ночной час и вспомнить, что ночь движется к своему закономерному финалу, и что тускло светящиеся алхимический серебрянкой стрелки настольных часов неизбежно бегут, догоняя утро.