Шрифт:
Л е в к и н. Затараторила! Планер, шофер, разбился, и ничего не известно. Говори и не говори. Сыплет и сыплет… Толком расскажи!
З и н а. Ой, какой ты непонятливый! А они уже идут… Тогда молчи! (Входят Рожкова, Лаврушина. Зина меняет тон.) Здрасьте, тетя Катя! (Лаврушиной.) Здрасьте, мы вас ждем. Они скоро придут. И попросили, чтобы вещи постерегли. Ну, что ты стоишь, папа? Сам торопил меня, а теперь… Ну, идем, идем! (Увела совсем оторопевшего Левкина.)
Р о ж к о в а. Странно. Куда наши мужья скрылись?
Л а в р у ш и н а. Не потеряются. Вероятно, пошли за вином и закуской. Глеб не упустит случая отметить новоселье. (Слышен шум отъезжающей машины.) Посидим, Екатерина Антоновна. Ваши заботы только начинаются. Надо покупать мебель, посуду.
Р о ж к о в а. Отсюда Дима ничего не хочет брать. Говорит: не наше. Да и много ли нам надо двоим, если Ленька уедет? Если уедет… На что еще надеяться? Если бы Глеб Алексеевич повлиял на Диму… Попросите его!
Л а в р у ш и н а. Милая, наивная… Разве они нас слушаются? Эта авария Глеба — не первая. Еще настанет день, когда он опять скажет: «Ируша, завтра полеты». Люблю его, он и это чувство по-своему истолковал: «Любишь меня — значит, и мое дело. Знала, за кого выходишь замуж».
Р о ж к о в а. Я бы не смогла.
Л а в р у ш и н а. Смогли бы!
Появляется запыхавшийся Р о ж к о в. Сапоги измазаны грязью, на лице — волнение и радостная растерянность.
Р о ж к о в. Вы уже приехали? Где Глеб Алексеевич?
Р о ж к о в а. Где ты измазался?
Л а в р у ш и н а. Где Глеб?
Р о ж к о в. Я его тут оставил… Сейчас, сейчас все расскажу. Только, Катюша, не волнуйся, потому что все кончилось хорошо. Ленька благополучно приземлился.
Р о ж к о в а. Ленька?
Р о ж к о в. Его настигла гроза. Там… Но он ушел от нее. Цел и невредим. Только маленькая царапинка… Что ты, Катя, радоваться надо!
Р о ж к о в а (почти в истерике). Еще бы, я так радуюсь! Я счастлива! Не верю тебе, ты… ты никогда не жалел Леньку. Где он? (Порывается бежать, Дмитрий и Лаврушина удерживают ее.) Где мой Ленька?
Издали слышен голос Л е н и.
Л е н я. Здесь! Я здесь, мама!
Вбегает Л е н я. Комбинезон мокрый, прядь волос из-под шлема спадает на забинтованный лоб. Мать обнимает его, плачет и целует.
Появляются Л а в р у ш и н и В и т я К о л я д к о.
Л а в р у ш и н. Объятия, поцелуи — это хорошо. Будем считать инцидент исчерпанным. А машины нет? Я просил Зинку, чтобы она показала шоферу дорогу к планеру.
Р о ж к о в а. Так Зинка знала? Гадкая девчонка! (Лене.) Ну, покажи, сынуля, лоб, развяжи бинт.
Л е н я. Мама, перестань! Царапина… При посадке веткой хлестнуло…
Л а в р у ш и н. При посадке… Ничего себе — посадка… Видел я, молодой человек, как ты дразнил тучу. Зачем?
Л е н я. Не подумайте, что хотел порисоваться. При свободном парении обнаружил восходящий поток. Под тучей он особенно мощный, это же естественно!
Л а в р у ш и н. Не темни. Тебе дали свободу парить, а какая необходимость была тягаться с грозовой тучей? (Оглянулся.) Попробуй это объяснить своему деду — не мне. Я не осуждаю. Сам был таким, в сторону не сворачивал. «Будет буря, мы поспорим…» (Рожкову.) Ты хорошо осмотрел планер?
Р о ж к о в. В одном месте прорвана обшивка крыла.
Л а в р у ш и н. И только? Нет, как это он с первого захода рассчитал и приземлился… Для этого, Дима, надо иметь то, без чего нет настоящего летчика. Крыло планера починят… Тут другие крылья оперились. Эх, Дима, «третий в паре», знал бы наш Толя… (Восхищенно, а затем строго смотрит на Леню.) Взыскание получишь. Не улыбайся, я об этом позабочусь. Да отпустите его, Екатерина Антоновна, пусть умоется, ехать пора. Вот и машина…
Слышен шум машины. Л е н я направляется к веранде, а ему навстречу З и н а. Никого не замечая, кинулась к Л е н е, поцеловала его и только потом оглянулась и смутилась.
Л а в р у ш и н. Зацеловали парня. Счастье молодым.
З и н а. Ой, я не видела… Простите, тетя Катя…
Р о ж к о в а. Поцелуй прощаю. А за ложь высеку крапивой. Ложь наказуема. (Тихо мужу.) Не сердись.
Р о ж к о в (строго говорит Лене). Чего стоишь? Приведи себя в порядок.