— Во-первых, чтобы самим спастись, можно свидетеля и... обезвредить. Серьезные дела в белых перчаточках не делают. Надо ко всему быть готовыми. Потребуется убить — придется убивать. Се ля ви, мои дорогие. Но думаю, не придется. Вы полагаете, Рыбаковы в милицию заявят? Да я на хозяина досье собрал, как Остап Бендер на Александра Ивановича Корейко. Классику надо читать. Не грабить мы будем со взломом, а изымать нажитое нечестным путем. Ясно?

...Ровно в 12 часов бабка Рыбакова вернулась со своей ежедневной двухчасовой прогулки с заходом в булочную и молочный магазин (остальные продукты, как показало «наружное наблюдение», Рыбаковым доставлял шофер гастрономовской машины). Через час придет из школы внучок-первоклассник, и она будет его кормить. Бабка села в лифт вместе с молодой парой, которая, тьфу, целовалась прямо на ее глазах. Вышла на шестом этаже. И «лизунам», как их окрестила бабка, оказался нужен тот же этаж. «К кому бы это они? Рядом кинорежиссер живет с семьей. В следующей однокомнатной — актриса-пенсионерка. Дальше... ах, к Марии они, наверное. У той все время какие-то посетители...» Рассуждая так, бабка Рыбакова вынула ключ, вставила в замок... А повернула ключ уже с помощью твердой мужской руки.

— Входите, мамаша, не стесняйтесь, — сказал высокий парень с залысиной и длинными баками, переходящими в аккуратно подстриженную бородку. — Только тихо. И не бойтесь. С вами все будет о’кей.

Бабка и ахнуть не успела, как очутилась в коридоре своей квартиры. Вслед за ней вошли та девка, что с высоким целовалась, и еще трое парней. Девка провела бабку, онемевшую от страха, на кухню. Той под угрозой ножа пришлось сориентировать посетителей, где что лежит... Ребята рассыпались по четырехкомнатной кооперативной квартире. Через полчаса, не больше, они сказали бабке «мерси, мадам».

Когда покинули большой кооперативный дом, когда приехали на квартиру Юрика Кляйнштока (а квартира эта была свободна от родителей уже полгода, те находились в длительной экспедиции), когда прикинули, что взятое потянет не на одну тысячу, ликованию не было предела.

— Ну, Эдик, давай гульнем как следует после такой удачи, — предложил Алик-Балбес, заискивающе глядя на Шефа.

— Не мешало бы, — буркнул Кныш.

Эдуард Бочарников обвел всех четверых холодным, стальным взглядом.

— Бунт на корабле? — не улыбка, а скорее гримаса скривила его красивый рот. — Разгул демократии?

— А что, Шеф, и спрыснуть нельзя? — уже без энтузиазма произнес Балбес. — И Валера Кныш не против.

— Кныш? Не против? — Бочарников резко обернулся к Валерию, и тот сразу сник, засуетился.

— Заткнись, Балбес, пока в заграничных джинсах ходишь и бифштексы жрешь, — Валерий был сама преданность Шефу.

— Не забыл, значит, Кныш? — усмехнулся Бочарников. — Ну, и молодец...

Забыть такое? Сейчас, томясь в камере отделения милиции, Кныш вновь ощущал себя каким-то червяком, которого — р-р-р-аз — и раздавят безжалостно. Это было... когда же это было? Сейчас сентябрь, значит, ровно год назад. Тогда тоже удачно взяли квартиру одного коллекционера и реализовали иконы вдвоем с Шефом. Продали за баснословную сумму. Валерий ждал. Нет, не половины, конечно, и не четверти. Но тысчонку-то Шеф мог отвалить. А ему не дали ничего!!! Нельзя же считать деньгами три сотни! Подачка какая-то. И тогда Валерий возмутился. Он кричал, что кончает эту муру, что не желает быть рабом, что он хочет свою долю. И вообще... если... то он...

— Если что? — зловеще спросил Шеф, помолчал и примирительно похлопал Валерия по плечу. — Свою долю хочешь? По справедливости? Ну что ж, пойдем. Выделю тебе твою долю...

Они пришли на свою «штаб-квартиру» (тогда Юркины родители опять в очередной раз были в отъезде). Собралось семь человек. В том числе Надя, его жена, с которой Кныша когда-то познакомил Шеф и которую Валерий искренне полюбил. Бочарников приказал Валерию снять роскошный кожаный пиджак. Потом фирменные джинсы. Потом черную рубашку. Потом... Его оставили в одних трусах. Валерий пробовал возражать, но под стальным завораживающим взглядом Шефа покорно снимал вещь за вещью. Наконец не выдержал:

— Что ты делаешь, Шеф, при моей жене?..

— Где это ты увидел свою жену? Ах, Надька тебе жена? Ты так думаешь? Теперь забудь о ней, как о всей этой «фирме», — Бочарников указал на кучу тряпья и тут же обратился к только что появившемуся в компании Ване Золотову: — Иван, сними свой «москвошвей» и оденься прилично. Да, да, в эту классную кожу. А ты, Надежда, поцелуй на прощанье своего бывшего. Бери ее, Студент, твоя отныне Надька, ты ж на нее давно глаза пялишь. Всё, ребятки. Есть у кого-нибудь возражения? У тебя, Кныш? Или ты забыл, кто тебя в «фирму» одел? И кто тебе Надежду в жены отдал?

Все подавленно молчали. И он, Валера Кныш, молчал. Но это было еще не все. «Суд» только начинался.

— Валера тут ультиматум выдвинул, — сказал Бочарников. — Долю свою хочет. И грозится нас заложить. Что будем с ним делать?

— Да я ж это так... — лепетал Кныш. — Я ничего такого и не думал. И в мыслях не было...

Он беспомощно оглядывался по сторонам. Все молчали. И тут Шеф жестко произнес:

— Ты, гнида, грозил мне, грозил всем нам. И мы тебя объявляем вне закона. Вне нашего закона. Понял?