Пока оперативная группа задавала себе эти вопросы и пыталась ответить на них, пришло еще одно зловещее сообщение: исчез неизвестно куда гражданин Палицын. Вечером повез на своих «Жигулях» телевизор в мастерскую ремонтировать, сдал его, а домой не вернулся. В 14 часов следующего дня в городе обнаружили автомашину, а в ней — следы крови. Нашли также одну женскую перчатку, еще хранившую запах духов. Кому она принадлежит — тогда установить не удалось. В боковом кармане дверцы «Жигулей» лежали две трехрублевые купюры. Через два дня близ шоссе около села Лобаново, то есть совсем недалеко от того самого поста ГАИ, обнаружили труп Палицына, запорошенный снегом. И деньги, и документы, которые были у Палицына, остались нетронутыми.

Работники милиции и прокуратуры не на шутку встревожились. Два опасных преступления подряд. Кроме того, в руках преступника или преступников оружие. И практически никаких следов. Снятые отпечатки пальцев ни о чем не сказали: они принадлежали либо осматривавшим место происшествия людям (на посту ГАИ), либо Палицыну (в «Жигулях»).

Разумеется, строились различные предположения, выдвигались версии, проверялось, кто мог совершить нападение на инспектора и на гражданина Палицына. Но все было тщетно.

Два месяца прошли «спокойно». В том смысле, что преступники нигде не применили оружия. А 1 марта «Макаров» впервые «заговорил».

В 9 часов 03 минуты этого субботнего дня в сберкассу на Пионерской улице вошел молодой человек спортивного вида. Он огляделся, и тут же в кассу вошла женщина с книжкой для оплаты коммунальных услуг. Молодой человек сел за стол и стал заполнять бланк. Женщина расплатилась и о чем-то беседовала с кассиром. Рядом сидела другая работница кассы. Молодой человек смял один бланк, другой, сунул их в карман, стал писать на третьем. Женщина попрощалась и вышла из помещения. Тут же незнакомец встал, вынул пистолет и выстрелил в кассира Семенову, а затем в другую работницу кассы — Носову. Семенова, падая, сделала несколько шагов к кнопке сигнализации. Носова медленно опускалась на пол. Она толком и не разглядела нападавшего, отметила лишь высокий рост. И потеряла сознание.

Через несколько минут в кассе появился наряд милиции. Семенова была мертва. Носову в тяжелом состоянии увезли в больницу. Преступник уже скрылся: очевидно, он понял, что, падая, женщина успела нажать кнопку сигнализации. Деньги оказались не тронуты. Отпечатков пальцев не обнаружили. Но на столе лежал кассовый бланк, заполненный с двух сторон одним и тем же почерком. На той стороне, где «расход», была написана фамилия «Станиславский», а где «приход» — «Николай Рубцов». Итак, преступник оставил свой почерк. И еще гильзы от того же «Макарова».

Снова оперативная группа недоумевала. Более невыгодного объекта для налета нельзя было и придумать. Пионерская — одна из центральных улиц города. В трехстах метрах — отделение милиции, во дворе дома — инспекция по делам несовершеннолетних. И время налета странное: по идее, в 9 утра в кассе не должно быть крупных сумм. Правда, на этот раз инструкция была нарушена: с вечера деньги в банк не отправили. Но мог ли знать об этом налетчик? «А почему бы и нет? — задавали себе вопрос члены оперативной группы. — Ясно, преступник тот же, что напал на пост ГАИ, — об этом говорят гильзы. Но тот, видимо, хорошо знал режим работы поста ГАИ. Может быть, он был осведомлен и о подробностях работы кассы? Но тогда кто он?»

Носова, когда пришла в себя в больнице, дала очень путаные показания — она была еще в тяжелейшем состоянии. Она запомнила только высокий рост налетчика. «Ну, а лицо какое? Круглое? Продолговатое?» — спрашивали ее. «Вроде круглое». — «А одет во что?» — «Шапка была на нем меховая, пальто темное». В первый раз врач не разрешил долго разговаривать с больной. Но как только Носовой стало чуть лучше, с ее слов составили словесный портрет предполагаемого налетчика и разослали его во все службы милиции, в народные дружины. Показали фоторобот также по телевидению, одновременно рассказав о дерзком налете. Разослали всюду и образцы почерка.

Впоследствии, когда Олейник, знакомясь с делом, узнал, какие были приняты энергичные меры, он только вздохнул. Вроде бы все правильно. Но — шаблонно. Фоторобот был очень приблизительным, вряд ли кто-нибудь мог бы опознать по нему налетчика. Зато сам налетчик получил важную для себя информацию: теперь он знал, каким его представляет милиция. Даже если в показанном по телевизору портрете и было какое-то сходство, с помощью косметики его легко можно было устранить. Посмотрел следователь этот портрет, составленный со слов женщины, едва оправившейся от тяжелой раны, и усмехнулся: стандартное лицо молодого человека без всяких индивидуальных примет, каждого четвертого можно заподозрить, а ни на кого точно не укажешь. Стоило ли давать такие карты в руки опытному, изощренному преступнику? А в том, что это именно опытный преступник, никто не сомневался.

«Промашка вышла с розыском по словесному портрету, — размышлял Олейник, — ну да ведь задним умом мы все крепки. Горячились коллеги, можно их и понять. Нет, словесный портрет — не улика, а вот образец почерка, оставленный налетчиком, куда серьезнее, это может стать доказательством. Но кто заполнял бланк?» Конечно, проверили всех Станиславских и Рубцовых, пока не пришли к выводу, что фамилии писавший поставил первые пришедшие в голову. Станиславский — слишком известная фамилия. Рубцов? Был такой поэт — Николай Рубцов. Интересно, преступник машинально написал эти две фамилии? Не исключено. Но тогда он человек образованный, не чуждый литературы и искусства.