Огни окон мелькают, словно я бегу, но я стою. Не слишком устойчиво.

Как мы будем дальше делить эту квартиру?

Хер его знает...

Я не буду ничего делить.

А ей идти некуда.

И мне уже не нужно ничего здесь, на фоне того, как сложно мне ощущать ее рядом, но не своей женщиной. Ни центр города не нужен, ни вложенные в ремонт бабки… И конечно же я не стану с ней жить в одной квартире.

Я завтра уеду, - решаю я.

Отдышусь.

Верну себе равновесие.

А потом уедет она. На свои ебанные Мальдивы. А потом... Ах, да! А чего это - некуда? Гарик грозился забрать.

Забрал?
– зло стреляю сигаретой в темноту, огонек мелькает и исчезает.

Нет, не забрал. Я вижу свет на кухне и движение ее силуэта.

Гарик, ты - олень...

Ты тоже - олень, Истомин, ты тоже. Одна Любочка "молодец".

Поднимаюсь к себе.

Люба настороженно следит, как я раздеваюсь, не очень успешно справляясь с координацией.

– Костя...

– М?

– Я тебе приготовила ужин, - сжимает рукой горло, голос подрагивает.

– Не ем из чужих рук, - мои губы дергаются в холодной улыбке.

Уйди, Люба. Я не в себе. Сейчас отхватишь...

А я не хочу ее никак наказывать. Вот Зубареву очень хотел. Но решил, что для мужика это низко, мстить женщине. И сцепив зубы, пережил это ровно.

А Любу не хочу... Болит все внутри просто. А если давить не контролирующему себя человеку на боль, он будет лупить рефлекторно. А я не контролирую. Поэтому, с дороги, девочка.

– Иди к себе.

Растерянно кусает губы.

– Я хотела поговорить.

Глядя ей в глаза, иду по коридору на кухню, скользя ладонью по стене, где висело зеркало, чтобы меня не шатало.

Она пятится.

– Не сегодня...

Я ни черта не вспомню завтра все равно.

Оказываемся на кухне. Стол накрыт... И пахнет вкусно.

Но ужинать с ней я не буду.

Открываю холодильник, пьяно пялясь на его внутренности.

Чего я хотел здесь?

Дотягивают до банки с тоником.

– Я хочу сейчас, - обиженно вздрагивает ее лицо.

– Чо тебе надо от меня, Люб?

– Чтобы ты меня обнял, - срывается ее голос, - и сказал что будет все хорошо.

– У тебя? Или у меня?..

– У нас.

– Всех троих?..

Меня даже почти не колбасит. Потому что сейчас достаточно обезболивающего циркулирует в моей крови.

– Нет никаких "троих"!

– Я знаю... У меня самоотвод.

Кручу в руках жестяную банку. Пальцы не слушаются.

Люба что-то говорит, но я на мгновение вылетаю в пьяную муть, теряя нить разговора.

Грант...

Игорь...

Игорь...

Грант…

А где же “Костя” на этом празднике жизни?

Мне противно, я глохну. Сказал же - “не сегодня”.

– Игорь-грант-Игорь...
– пренебрежительно озвучиваю я.
– Какая у тебя была насыщенная жизнь за моей спиной.

Замолкает.

Щелкаю кольцом на банке. Кольцо ломается, не открывшись до конца. Тоник пенится...

– Блять...
– доламываю, продавливая пальцем.

Тупо смотрю, как льется вместе с пеной на пол кровь. И даже не сразу понимаю, что это моя. Ничего не чувствую, обезболивающее - просто заебись.

– Костя!
– она дёргает на себя мою пораненную руку.

Пью тоник, не чувствуя вкуса.

Вытягиваю у нее кисть. Хлопаю по карманам в поисках пачки сигарет. Куда положил?.. На подоконнике лежит ещё одна.

Хмурюсь, замечая, что светлая рубашка теперь в крови. Подношу кисть к глазам. Прилично распорол...

И вдруг резко становится больно. Нет... Не пальцам.

Просто накатывает какая-то острая жгучая болезненная тоска. И перекрывает от того, что вот она стоит тут рядом. Эта девочка, которую я счёл своей. И вляпался до одури!

– Боже! Да дай сюда свою руку, - стоит с жидким пластырем в руках Люба.

Фокусирую на ее глазах взгляд. С трудом.

– Чего. Тебе. От меня. Надо?
– заплетается мой язык.

Она растерянно опускает руки.

Обнимая меня за талию, ложится щекой мне на плечо.

– Я хочу, чтобы все было как раньше. Поговори со мной.

Становиться ещё больней. Невыносимо.

Как раньше?

Закрывая глаза, вдыхаю запах ее волос. Он словно пропитывает насквозь. Голова кружится...