— В части выжить — пока да, — задумчиво ответил я. — А дальше — будем посмотреть.

— Будем! — приключенец одновременно и согласился, и тост выдал, и мы звякнули бокалами.

— Да, в плане снабжения тут вполне прилично всё, — осмотрел он стол и шатёр за ним. — Возникает резонный вопрос: чего ж они сами-то к той горке не подступились?

— Ага. А вслед за ним — ещё с десяток, и один другого хуже, — согласился я. И замолчал, глядя на огонь.

— Иванычу когда звонить будешь? — спросил Тёма.

— Рано пока. Вот Андрюха сделает себе мнение — подумаем. И, что-то мне подсказывает, там не только ему надо будет звонить, — я потёр лицо ладонями, отставив бокал.

— Если не ему — то кому тогда? В Кремль? Господу Богу? — пошутил Головин. А потом опять прищурился на меня. — Нет! Ну-ка скажи мне, что нет! Волков, твою мать, ты чего задумал опять?!

— Не ори, дети спят, — отозвался я. Ещё не догадываясь, как опасно прав оказался великий воин — снежный барс.

Проснулся я от того, что Анины волосы щекотали нос так, что не чихнуть было невозможным. Но я, герой, тревожный отец и нечаянный богач, как-то справился. Осторожно выбравшись из завалов жены и дочери, натянул брюки, придерживая пряжку ремня, чтоб не звякала, и вышел на улицу, махнув успокаивающе рукой дёрнувшейся было Моте. И ещё сложенные ладони под щёку положил, дескать, спи, мол, дальше. Она кивнула и улеглась обратно, закрыв ореховые глаза.

Солнце встало над саванной не сказать, чтоб давно, но припекало уже прилично. Поэтому белый тент, обнаружившийся над входом, столиком и погасшим костром, был очень кстати. За столом сидел Серёга, обложившись исчёрканными листами бумаги, поминутно заглядывая в планшет и смартфон. Чуть поодаль вышагивал Головин, вполголоса лая на кого-то в трубку спутникового телефона. Рота почётного караула, видимая при свете дня гораздо лучше, зорко озирала окрестности. Доброе, если вдуматься, утро: я только проснулся — а работа, оказывается, отлично работалась и без меня.

Кивнув парням, не отрывавшимся от своих занятий, сел. Под салфеткой обнаружился завтрак, а в ведре со льдом — французская минералка в узнаваемых зелёных бутылках-«капельках».

— Смотри, геологи в Стамбуле пересели, часа через два будут тут, — сообщил Тёма, усевшись рядом.

— Тут — в смысле «в Танзани»? — уточнил я.

— Нет, тут — в смысле тут. То есть там. Да тьфу ты! У горы, короче, мы все встречаемся через два часа. Умка наших на базу отвезёт, а сам к нам прикатит.

— Не на багги хоть? — меня аж передёрнуло, как вспомнил ту музыкальную поездку сквозь ночь. Хотя, скорее полёт.

— Не, на Садко. Не боись, поедешь в мягком, как буржуй. Хотя, почему «как»? — к Головину явно вернулись и крепко укоренились пошатнувшиеся было вчера сарказм и самоуверенность.

— Тогда — ладно, — вздохнул я.

Надя уезжать не хотела. Уже стоя обеими ногами в автобусе, игнорируя просьбы Ани, которой не терпелось снова «порулить», наказывала мне никуда не лезть, ни с кем не ссориться, драться, мириться, заводить знакомства и прочее-прочее-прочее. Закончилось тем, что Тёма поклялся, как в старом анекдоте, взять три ящика водки, ружья оставить, из автобуса не выходить. Дверь закрылась, прервав напутствия жены в части алкоголя и случайных связей. Не знай я её и себя — предположил бы, что законченная истеричка провожает на войну не менее пропащего алкаша-мужа.

У подножия Качвано Пэндо разворачивался полевой лагерь. Чётко, слаженно, грамотно. С той единственной в этих краях дороги, откуда мы свернули напрямки, не было видно ни палаток, ни дымка костров, ни техники. Крупной не было — два зелёных трактора неизвестной модели, на одном из которых красовался ковш бульдозера спереди, а на другом — экскаватора сзади, и странный насмерть проржавевший грузовичок с какими-то винтовыми трубами в открытом кузове. Там ещё стояла какая-то тренога высотой метра под три, но и её видно не было практически в упор — скрывал ствол акации. Той самой, под которой на меня не так давно смотрели Мотя с Умкой. Сейчас под деревом был натянут тент между двух палаток из жёлто-серого старого брезента. Навстречу нам вырос будто из-под земли боец в пустынном камуфляже, платке-арафатке и с шевроном «Приключений» на рукаве.

— Артём Михайлович, наука вся здесь, двое у горы, трое в лагере. Ждут какую-то дополнительную технику, с побережья идёт, будет часа через три. Участок оцеплен, заканчиваем монтаж датчиков. Доклад закончил.

— Добро, Тима. Кто от науки старший? — говорить лишнего Головин позволял себе, наверное, только в очень узком кругу.

— Андрей Олегович… Вроде бы, — неожиданно смутился военный. И на дрогнувшую левую бровь командира пояснил:

— Там бабуля одна с ними. Заслуженная какая-то явно. Они по струне у неё все.

Ого! Никак к Серёге тёща прилетела?

Из-за дальней палатки вышла практически строевым шагом высокая дама с прямой спиной и пучком редких седых волос на затылке, выглядевшая и одетая так, будто появилась прямиком из книг Куваева, Корчагина или Федосеева. На боку у неё висела офицерская планшетка на ремне через плечо, вытертая почти добела. В зубах, стальных по большей части, торчала глиняная трубка, курить которую было бы не зазорно и старому Откураю. За ней показался Андрюха. Видеть друга-тяжеловеса, семенившего, будто той-терьер или левретка, было крайне неожиданно.