И мы все восемь с половиной часов полёта, споря, дополняя и перебивая друг друга рождали наш город. До деталей, до мелочей. И угадывали, тогда ещё не зная этого.

В обещанном Лордом «автобусике», который мы представляли ГАЗелькой, оказавшимся Шевроле Экспресс в какой-то премиальной комплектации, прямо на ходу переоделись. И оба уставились друг на друга с недоверием. За несколько недель отдыха мы, кажется, отвыкли напрочь не только от галстуков и шарфов, но и в принципе от тёплой одежды. Люди Лорда работали на совесть: всё было в размер. Но, как сказал Головин, «не в жилу». Мне кроссовки и шорты с футболкой тоже больше нравились, конечно. Слаб человек, к хорошему быстро привыкает. А тут — оп! И на тебе: пальто из английской шерсти, однотонные костюмы, белые рубашки и дорогие галстуки. Даже одеколон был — Ланевский оставался королём деталей и конкретики.

Под редкий снежок у крепостных стен Новоиерусалимского монастыря вышли двое мужчин, одетых так, будто приехали не в храм, а на закрытое мероприятие для богатых или партийных. Или богатых и партийных. Один в серо-черном, второй — в оттенках тёмно-синего. И — да, они шли Головину великолепно. Галстуки и кашне в тон. Обувь впору. Один звучал диоровским «Фаренгейтом». Второй — лаликовскими «Чёрными чернилами». Тот, что озонировал воздух парфюмом из красно-чёрного флакона, политый им по-военному щедро, еле уловимым движением поправил подмышкой кобуру. И мы вошли во врата древнего монастыря.

*ISI — Пакистанская межведомственная разведка

** «Мара Сальватруча» — мощная преступная группировка из Сальвадора. На сленге «мара Сальватруча» означает «бригада сальвадорских бродячих муравьев».

— Михаил Иванович упомянул коротко, что у Вас есть талант к находкам, Дмитрий, — мягким и спокойным тоном проговорил отец Ларион. Мы делали вид, что прогуливаемся по футбольному полю Могилёвского стадиона, на единственном свободном пятачке, чуть поодаль от городьбы и кутерьмы из конструкций, проводов, труб и рабочих. Которые в присутствии священника заметно снижали темп работы, прекращая материться. Хотя он, пожалуй, вида не делал — именно прогуливался. А я прямо карманом чувствовал, как трясётся и дребезжит телефон. Которого у меня не было. И видел краем глаза, как в две трубки что-то энергично вещал Тёма шагах в десяти от нас. Иногда неожиданно поглядывая на меня, будто прося помощи. Один из телефонов был мой. И он не умолкал. А внутренний скептик бубнил: «Вот жизнь, никому веры нет! Говорил же мощный старик, что его талант — находить и НЕ рассказывать!». А фаталист отвечал: «ты с этим остальных-то не равняй. Такому не захочешь — расскажешь, да подробно, в лицах и ролях!». И я был с ним согласен. О доброжелательный, но Очень пристальный взгляд батюшки мог порезаться даже солнечный луч.

— Бывает иногда. Отец Ларион, могу я просить Вас обращаться ко мне на «ты», по имени? Так как-то… привычнее, — еле подобрал слово я. Хотелось сперва сказать «спокойнее» и «менее тревожно».

— Конечно, Дима. Так что, неужели правду говорил Второв? Признаюсь, фраза «как сквозь землю видит» из его уст звучала несколько неожиданно, — ох и ловок ты, отче, кружева плести! Я что-то похожее уже чувствовал, помнится. Только тогда так же легко и спокойно со мной беседовал Товарищ Директор, секретный фельдмаршал. И я готов был руку на отсечение дать, что повторять, а тем более делать частыми, или, упаси Боги, регулярными, наши беседы мне не хотелось ни в какую.

— Я не знаю, как это происходит, от чего зависит и как этим управлять. Скажу как есть: иногда мне снятся очень оригинальные сны. А потом сбываются, — я смотрел на собеседника спокойно, ну, в меру сил. А их придавало то, что я по-прежнему говорил сплошную правду.

— Русская православная церковь, Дима, не самая старшая, конечно, в части возраста, легенд и мифов, есть и постарше конфессии и, так скажем, организации.

«Где ж ты служил, такой знающий?» — не выдержал внутренний скептик. «Ага, и у кого учился?» — поддержал фаталист. Реалист молчал, давая понять, что эти знания совершенно точно, гарантированно принесут нам печаль. Много. В полном соответствии со святым Писанием.

— У Церкви много тайн, Дима. Много интересов. И много возможностей, — продолжал священник с ОПВ, Очень Пристальным Взглядом. «Методики и особенности вербовки», том первый, глава четвёртая' — скучно выдал фоном фаталист. — Прямо скажу, как и ты: я был бы рад посмотреть на твой талант в деле. А если смогу оказаться тебе полезным, подсказать или чем-то помочь — возьми мой номер.

Доламывая последние шаблоны, он достал из-за пазухи портмоне, раскрыл и протянул мне визитку: прямоугольник дорогой и приятной на ощупь плотной бумаги, на котором лаконично помещались одиннадцать цифр, имя и лаконичный герб-символ-логотип, при взгляде на который у внутренних голосов будто перекрыли подачу кислорода. И разболелись все зубы разом.

— Спасибо, отче, — стараясь держать лицо не руками, ответил я. — Уверен, что когда мы отыграем эти свадьбы бесконечные — я обязательно позвоню.

На территорию зашли сквозь здоровенные зелёные ворота и остановились оглядеться. Ну, то есть я — оглядеться, Тёма-то, судя по нему, точно знал, куда идти, без всяких азимутов.

— Здравствуйте, гости долгожданные!

Головин развернулся, кажется, быстрее, чем пальто на нём, если такое возможно. И правая рука уже была за пазухой, когда брови его взлетели, а сам он с неожиданным оттенком в голосе выпалил:

— Здравия желаю, товарищ пол…

— Не тянись, Артём, не нужно. И не нужно тут, на этой земле, ни старых имён, ни званий. Я — архиерей Филарет, — и говоривший чуть склонил голову. Продолжая внимательно смотреть на нас с замёрзшим Тёмой.

— Благословите, владыка! — сразил нас со скептиком друг-диверсант, сложив ладони лодочкой.

— Курсант Головин всегда давал высший балл по скорости адаптации и принятия решений, — довольно усмехнулся мне нежданный статный старец, что появился будто с неба, подавая Тёме правую руку. С характерными набитыми костяшками на вызывающей опасение длани. Такая в кулак сожмётся — он с два моих будет. И воду из камня выжмет, как пить дать. Которой он только что осенил его крестным знамением.