Нолан нахмурился. Он часто говорил ей, как она красива. Разве не отстой, что люди запоминают оскорбления лучше, чем похвалы? По прошествии лет, его одобрение перевесит уничижительные комментарии её бывшего. Проблема в том, что она нуждалась в этом прямо сейчас.

Что могло бы склонить чашу весов? Порция комплиментов? Но если его одобрения её тела недостаточно, возможно…

В том месте, где картон закрывал сосок, он разрезал плёнку и с помощью ножниц вырез круг, чтобы полностью обнажить правую грудь.

Её кожа блестела от пота, и сосок сжался от холодного воздуха.

Связанная, пойманная в ловушку, с подавленными ощущениями, Бет ахнула, когда холодный воздух коснулся груди. Часть тумана в голове рассеялась, и она поняла, что Сэр тянет за плёнку. Толкает её. И затем обнажилась вторая грудь. Сосок болезненно сжался.

Она была мумией… в прозрачной плёнке… с раскрытой грудью. Знание пронеслось у неё в голове, но это было не настолько важно, чтобы беспокоиться об этом. Она не могла ничего сделать. И её Мастер был здесь. Всё было в порядке.

Он касался её, согревая грудь своей большой рукой, сжимая сосок и потягивая за него.

Долгие, шипящие волны пронеслись к её паху, и она попыталась изогнуться, но не смогла. Не могла поднять руки. Не могла двигаться… вообще. У неё вырвался всхлип. Её груди были обнажены — доступны — и она не могла ничего предотвратить. К её центру устремилась лава.

Нолан небрежно ласкал её.

— Я люблю этих красавиц. Люблю их размер, их нежность, то, как они смотрятся на твоей грудной клетке — как будто умоляют поиграть с ними.

— Но.

Она остановилась, когда в голове слегка прояснилось. Нет, она не хотела говорить ему, что ему нравятся груди побольше.

— Ты знаешь, как я мечтал сосать их, пока был в отъезде, — его усмешка была мрачной и сексуальной. — Каждую ночь я передёргивал с мыслями о тебе.

— Правда? — она услышала нотку надежды в своём голосе и съежилась. — Ты не хочешь, чтобы они были побольше?

Он фыркнул.

— Я мужчина. У тебя есть сиськи. Если я могу играть с ними, сосать их, то я счастлив. А когда я с ними играю, ты заводишься, как будто я щёлкнул выключателем? Я обожаю это.

Чтобы явно продемонстрировать это, он провёл языком вокруг одного соска.

Она немедленно увлажнилась.

Его резкое заявление почти… почти заставило её поверить. Но, как он и сказал, он мужчина. Мужчинам всегда нравится грудь побольше. Не так ли?

Его руки покинули её грудь.

— Есть ещё одно место, которое нужно открыть.

Она почувствовала натяжение в паху, и воздух коснулся её обнажённой, влажной киски. Ощущение прохлады после изнуряющей жары поразило её, и она ахнула.

Он одобрительно хмыкнул.

— Ты уже намокла, сладкая. Очень хорошо.

Подразнив скользкую поверхность бритых половых губ, он нажал одним пальцем между складочек. Её бёдра всё ещё были туго зафиксированы цепью. Только передняя сторона киски — и её клитор — были доступны.

Он легко нашёл его и слегка потёр, по одной стороне вверх и с другой стороны вниз. Её попытки пошевелиться становились всё более интенсивными, но он не останавливался.

— Мастер…

Её протестующий возбуждённый стон вызвал у него смех.

— Шшш, Бет.

Она попыталась, но когда он остановится, она действительно захныкала.

— Неееет.

— Ох-ох, крольчонок. Высший протокол, помнишь?

Вообще-то, нет. С усилием она сжала губы. Открытыми были только её груди и киска, что усиливало возбуждение, как будто все закрытые нервы передали свою силу в эти три обнажённых круга. Пожалуйста, пусть он отпустит меня, чтобы мы действительно поиграли.

— Мой план был в том, чтобы трахнуть тебя прямо в этот момент, но поскольку ты не веришь мне насчёт твоего тела — особенно насчёт твоей груди — я попросил о помощи.

— Что?

За шокированный вопрос она получила щелчок прямо по клитору. Короткая боль и интенсивные ощущения пронзили её, как удары колокола.

Но — попросил о помощи? Он не стал бы.

Под резкий электробит Virtual Embrace она услышала чьи-то разговоры. Смех. Голос Нолана и другие. Мужские голоса.

Кто-то коснулся её груди. Сухие руки. Не Нолана.

Она попыталась напрячься, отстраниться, но не смогла двинуться — и её груди были всё также выставлены из-за плёнки.

Дом гладил её и дразнил, пока соски не стали твёрдыми, изнывающими точками.