– Это хорошая идея, – поддержал его Меа-Куин. – Вот, возьми эту бомбу и, когда доберешься до кратера, нажми на этот рычаг и брось ее через край. Я рассчитал время так, чтобы она взорвалась по окончанию своего пути.

Через мгновение Булло облачился в скафандр и выскочил из шлюза. Двое лемнисийцев с тревогой наблюдали, как он, словно гигантская лягушка, прыгает к далекому краю кратера.

– Ему придется поторопиться, – выдохнул Дос-Тев. – Зеленое сияние приближается к кораблям.

В полумиле от кратера Булло остановился. Он тщательно прикинул расстояние, затем нажал на рычаг бомбы и прицельно метнул ее. Бомба вылетела из его руки, пролетела по дуге и упала прямо в кратер.

Внезапно из кратера в космическое пространство вырвался огромный огненный гриб, и показалось, что потухший вулкан начал извергаться заново.

– Клянусь Тором! – выдохнул Дос-Тев. – Он настоящий Воин. Мастерский бросок.

– А как же зеленое сияние? – воскликнул Меа-Куин.

Дос-Тев обернулся, чтобы посмотреть. Последовала вспышка зеленого света, и он отшатнулся назад, когда корабль резко подбросило от ужасающего лунотрясения. На дне долины открылась огромная расщелина, и часть края кратера исчезла, унесенная в другое измерение высвобожденной энергией зеленого сияния. Один из кораблей, оказавшийся почти прямо на пути вырвавшейся энергии, накренился, завалился набок и раскололся надвое, нижняя его часть исчезла, как и край кратера.

– Что это за корабль? – воскликнул Меа-Куин.

– Корабль Джеймса Тарвиша, – ответил Дос-Тев. – Пойдемте, мы должны пойти и посмотреть, какой ущерб ему был нанесён.

– Идите сами, – посоветовал Меа-Куин. – Бомба Булло не уничтожила Неправильность Пространства. Она просто помешала ему достичь его цели и заставило высвободить энергию раньше, чем она намеривалась. Возможно, у неё есть еще что-то в запасе.

Но на какое-то время враг казался побежденным, и через некоторое время Дос-Тев вернулся.

– Нам повезло, – сообщил он Меа-Куну и Булло, благополучно вернувшемуся на корабль и не пострадавшему от взрыва бомбы. – Тарвиш и его спутники не пострадали, если не считать хорошей встряски. Однако их корабль оказался полностью выведенным из строя, поэтому я пересадил их на корабль Мартина. Они отправятся на Землю вместе с ним. Смотрите, они улетают прямо сейчас!

И пока они смотрели, корабли делегатов покинули поверхность Луны и устремились в открытый космос, чтобы подготовиться к вторжению Ай-Артца. Все корабли, кроме двух, продолжили движение, а два исчезли в мгновение ока.

– Они разлетелись, – вздохнул Меа-Куин. – Надеюсь, у них все получится!

Русский, по фамилии Народный, сидел в своей лаборатории. Лаборатория Народного находилась на глубине целой мили под землей. Это была одна из сотен пещер, маленьких и огромных, вырубленных в скале. Это было царство, в котором он был единоличным правителем. В некоторых пещерах сияли гирлянды маленьких солнц, а в других карликовые луны прибывали и убывали по мере того, как Луна прибывала и убывала над Землей; была пещера, где царил вечный росистый рассвет над клумбами лилий, фиалок и роз; и еще одна, где багровые закаты, крещёные кровью отданного на закланье дня, тускнели, умирали и рождались вновь за сверкающими занавесями полярного сияния. И там была одна пещера, простиравшаяся от края до края на десять миль, где росли цветущие деревья, приносившие плоды, на протяжении многих поколений неизвестные человеку. Над этим огромным фруктовым садом сиял желтый шар, похожий на Солнце, облака набрасывали на деревья пелену дождя, и по приказу Народного гремел миниатюрный гром.

Народный был поэтом – последним поэтом. Он писал стихи не словами, а красками, звуками и воплощенными видениями. Кроме того, он был великим ученым. В своей области он был величайшим. Тридцать лет назад Российский Научный Совет обсуждал, предоставить ли ему отпуск, о котором он просил, или уничтожить его. Они знали, что он был нешаблонно мыслящим человеком. Насколько опасным, они не знали, иначе они бы не отпустили его, даже после долгих размышлений. Следует помнить, что из всех стран Россия тогда была самой механизированной, самой роботизированной.

Народный не испытывал ненависти к механизации. Он был к ней безразличен. Будучи по-настоящему интеллигентным человеком, он не испытывал ненависти ни к чему. Также ему была безразлична вся цивилизация, что была создана человечеством и что была местом его рождения. У него не было чувства родства с человечеством. Внешне, телом, он принадлежал к этому виду. Но не душой. Как и Лёб [2] за тысячу лет до этого, он считал человечество расой сумасшедших полуобезьян, стремящихся к самоубийству. Время от времени из моря безумной посредственности поднималась волна, на мгновение озарявшаяся светом солнца истины, но вскоре она отступала, и свет исчезал. Тонул в море глупости. Он знал, что сам был одной из таких волн.

Он исчез, и все потеряли его из виду. Через несколько лет о нем забыли. Пятнадцать лет назад, никому не известный и под другим именем, он приехал в Америку и приобрел права на тысячу акров земли, в старину называемой Уэстчестер [3] . Он выбрал это место, потому что исследование показало ему, что из всех населенных пунктов на планете оно наиболее защищено от опасности землетрясения или подобных сейсмических возмущений. Человек, которому оно принадлежало, был эксцентричным; возможно, как и Народный, отличался атавизмом, хотя Народный никогда бы так о себе не подумал. Во всяком случае, вместо угловатого стеклянного дома, какие строили в тридцатом веке, этот человек восстановил старый каменный дом девятнадцатого века. В те дни мало кто жил на открытой местности, предпочитая участь затворника в городах-государствах. Нью-Йорк, набивший за годы своего существования полное брюхо людей, находился за много миль отсюда. Земля вокруг дома была покрыта лесом.