Они пришли к пещере, где их ждали Народный и остальные. Маринофф ввел их внутрь и остановил. Это были роботы, использовавшиеся на летающих кораблях – у них были цилиндрические головы, четыре ручных отростка, трехсуставные ноги, стройные туловища. Следует понимать, что роботы различались по форме в зависимости от профессии. Народный сказал:

– Добро пожаловать, роботы! Кто ваш лидер?

Один из них ответил:

– У нас нет лидеров. Мы действуем как единое целое.

Народный рассмеялся:

– И все же, выступая от их имени, ты показал себя лидером. Подойди ближе. Не бойся… пока.

Робот возразил:

– Мы не чувствуем страха. Почему мы должны бояться? Даже если вы уничтожите нас, находящихся здесь, вы не сможете уничтожить миллиарды снаружи. Вы также не сможете достаточно быстро размножаться, достаточно быстро взрослеть, чтобы справиться с нами, вступающими в жизнь сильными и полностью развитыми.

Он ткнул отростком в сторону Народного, и в его жесте сквозило презрение. Но прежде чем он успел отдернуть его, браслет зеленого пламени обвил его плечо. Он, словно брошенная петля, сорвался с руки Народного. Начисто отрубленный отросток робота с лязгом упал на пол. Робот уставился на него, не веря своим глазам, и протянулся тремя другими отростками, чтобы поднять его. Зеленое пламя снова опоясало их, а также его ноги выше вторых суставов. Робот упал вперед, взывая к остальным высоким, пронзительным голосом.

Зеленое пламя стремительно заиграло среди них. Безногие, безрукие, некоторые обезглавленные, все роботы упали. Кроме двух.

– Двух будет достаточно, – подвёл итог Народный. – Но им не понадобятся руки – только ноги.

Сверкающие зеленые браслеты обхватили верхние конечности роботов и отрезали их. Эту пару увели. Тела остальных были разобраны на части, изучены, и под руководством Народного над ними были проведены любопытные эксперименты. Пещеру наполнила музыка – странные аккорды, незнакомые прогрессии, сокрушительные арпеджио и невероятные звуковые вибрации, которые можно было почувствовать, но не услышать человеческим ухом. И, наконец, эта последняя глубокая вибрация ворвалась в уши оглушительным гулом, который все нарастал и нарастал, превращаясь в стремительную звенящую бурю хрустальных ломких нот, и, все еще поднимаясь, перешел в пронзительные высокие переливы, и снова продолжился неслышно, как и прелюдия к гулу. И затем он устремился обратно, сменив писк и кристаллическую бурю на гул и тишину – и снова вверх.

И тела сломанных роботов начали дрожать, трепетать, словно каждый атом внутри них находился во все возрастающем ритмичном движении. Музыка неслась вверх и вниз – снова и снова. Затем внезапно оборвалась в середине полета на одной грохочущей ноте.

Сломанные тела перестали дрожать. На металле появились крошечные трещинки в форме звездочек. Звуки повторились, и трещины расширились. Металл раскололся.

Народный сказал:

– Ну, есть частота ритма наших роботов. Разрушительный унисон. Надеюсь, что в окружающем мире это не будет также ритмом многих зданий и мостов. Но, в конце концов, в любой войне могут быть жертвы с обеих сторон.

Лао заметил:

– В течение нескольких дней Земля будет представлять собой необыкновенное зрелище.

Народный ответил:

– В течение нескольких дней на Земле будет крайне неуютно, и, без сомнения, многие умрут, а многие сойдут с ума. Но есть ли какой-нибудь другой способ?

Ответа не последовало. Он приказал:

– Доставьте двух роботов.

Они привели их.

Народный спросил:

– Роботы, был ли среди вас кто-нибудь, кто мог бы поэтизировать?

Они ответили:

– Что такое поэтизировать?

Народный рассмеялся:

– Неважно. Вы когда-нибудь пели, сочиняли музыку, рисовали? Вы когда-нибудь мечтали?

Один робот сказал с холодной иронией:

– Мечтали? Нет, потому что у нас нет на это времени. Мы оставляем это людям. Именно поэтому мы их покорили.

Народный сказал почти ласково:

– Пока нет, робот. Вы когда-нибудь танцевали? Нет? Это искусство, которому вам предстоит научиться.

Родилась неслышимая нота, звучавшая все выше и выше, сквозь бурю звуков удаляясь и возвращаясь снова. И вверх, и вниз – и вверх, и вниз, хотя и не так громко, как раньше. И вдруг ноги роботов начали двигаться, шаркая по полу. Их ноги сгибались в суставах, а тела раскачивались. Казалось, нота путешествовала по комнате, появляясь то тут, то там, перемещаясь по ней причудливым образом. Словно огромные металлические марионетки, они следовали за ней. Музыка оборвалась трескучим аккордом. И это выглядело так, словно каждый вибрирующий атом тел роботов столкнулся с каким-то непреодолимым препятствием. Их тела задрожали, и из их речевых механизмов вырвался вопль, бывший отвратительной смесью машинного и живого. Снова этот звук, и еще раз, и еще, и еще, и снова резкая остановка. Тихий треск пошёл от цилиндрических голов, от металлических тел. Появились трещины в форме звезды. Снова раздался звук, но оба робота стояли, не реагируя. Словно сложные механизмы, находившиеся внутри их корпусов, тоже покрылись подобными трещинами.

Роботы были мертвы!

Народный сказал:

– К завтрашнему дню мы сможем усилить звук так, чтобы он стал эффективен в радиусе 3000 миль. Разумеется, мы используем верхнюю пещеру. Разумеется, это означает, что придётся воспользоваться кораблём. Через три дня, Маринофф, вы должны быть в состоянии охватить другие континенты. Проследите, чтобы корабль был полностью защищен от вибраций. За работу. Мы должны действовать быстро, пока роботы не обнаружили наш способ их нейтрализации.

Ровно в полдень следующего дня по всей Северной Америке разнесся глубокий, необъяснимый гул. Казалось, он исходил не только из недр Земли, но и со всех сторон. Он стремительно нарастал, превращаясь из вихря звенящих кристаллических нот в пронзительный гул и исчезал… затем снова возвращался… затем вверх, вниз, вверх… снова и снова. И по всей Северной Америке полчища роботов прекращали свою работу. Останавливались… а затем начинали танцевать. Они танцевали на борту воздушных кораблей, и многие из этих кораблей разбились прежде, чем человеческие экипажи смогли взять управление на себя. Они тысячами танцевали на улицах городов – гротескные ригодоны, причудливые сарабанды, с шарканьем, прыжками и джигой, в то время как люди в панике бежали, и сотни из них были раздавлены и погибли в этой панике. На огромных заводах, в туннелях нижних городов, и в шахтах – везде, где раздавался этот звук, а его слышали повсюду – роботы танцевали… под дудку Народного, последнего великого поэта… последнего великого музыканта.

А потом раздалась грохочущая нота – и по всей стране танец прекратился. И начался снова… и прекратился… и начался снова…

Пока, наконец, улицы, туннели нижних уровней, шахты, фабрики и дома не оказались завалены металлическими телами, покрытыми трещинами в форме звезд.

В городах люди трусливо замирали, не зная, какой удар обрушится на них… или метались обезумевшими от страха толпами, и многие из них умирали…

И вдруг ужасный гул, сокрушительная буря, нестерпимый высокий гул прекратились. И повсюду люди засыпали среди мертвых роботов, как будто они, доведённые до предела напряжения и истощения, теперь наконец-то могли расслабиться.