Шрифт:
Перекати-поле, ни вотчины нет у него, ни близких, съездит,да и вернется. А что надобен он Любаве… ничего, чай,не сотрется!
Начала расспрашивать царица Истермана, чем он так государя супротив себя настроил, поломался Руди чуток, да где ему супротив Любавы? Выдал он все и про Федьку, и про Заболоцкую… вот тут Любава и осерчала.
Да что ж это такое?!
Опять эта гадина мекая?!
Сначала ведьма из-за нее, теперь вот, Руди…
Мысль, что ведьма сама порчу наводила, сама и откатом получила, что Руди тоже пакости Федоровы прикрывал, что Устя тут и рядом бы стоять не стала… да что ей в голове у разъяренной бабы делать было?
Федя — сын, Руди… это Руди. Кто во всем виноват?
Понятно же, Устинья Заболоцкая. Вот с ней Любава сейчас и разберется, как сможет!
Любава шнурок дернула, занавесь ее от крестов да икон отсекла… вот так — ладно!
Нет, не порча это. И не сглаз, наверное. И сил у Любавы не так чтобы очень много.
Это чуточку другое… каждый человек так другому пожелать может,пакостные слова сказать, только не лягут они, не прицепятся, а Любава сейчас хотела сделать так, чтоб следующее же плохое пожелание этой Заболоцкой — правдой стало. Не проклинает она,ни к чему ей… это просто как крохотную трещинку приоткрыть, а уж какая змея через нее вползет — Бог весть. Не к Любаве, если что, следы приведут, на нее и не подумает никто.
И сил на такое надобно мало… у нее много-то и нет,почти человек она обычный. А и ничего,где сл не хватит, там злобы лютой она добавит…
Взяла Любава три свечи, миску с водой, яйцо сырое,нож вострый, зашептала заговор…
Свечи синими огнями загорелись, тени по стенам заметались…
— … как скорлупу надламываю, так и твоя защита треснет, проломится, как по яйцу трещины бегут, так и жизнь твоя треснет да разломится…
Все правильно делала Любава, как привыкли руки, спокойно ритуал шел до самого последнего момента… теперь надобно яйцо в руке раздавить, да рукой все свечи погасить. И сделано будет.
Кто уж пожелает Устинье Заболоцкой зла, какого…
Найдется и кому, и сколько, чай,отбор начался…
А дальше ничего и понять Любава не успела. Раздавила она яйцо — и руку вдруг болью прошило, от ладони до плеча самого, а потом грудь обхватило обручем, сжало,стиснуло…
Любава на пол осела с хрипом… не успела даже и пискнуть — от боли сознание потеряла.
А на груди Устиньи, под рубашкой да одеялом, никому и не заметно было, светлым солнышком коловорот вспыхнул. Не для Устиньи он дан был, а только и для нее сработал. На ком надет был, ту и защитил, и зло на саму Любаву отразил, да всемеро сильнее. Так оно и работает, все зло,что ты людям причинила — сам-семь к тебе вернется.
Не так все плохо было бы, да только в это же время Истерман, вино попивая дома, на Любаву сильно злился. Ругался словами черными… а там пары слов и достаточно было.
— Да чтоб ты,дура… — выгодна была Любава Истерману,потому не стал он ей желать сдохнуть. А вот что на язык легло, то и получилось. — Себе все ноги переломала! Даже такую мелочь у пасынка не выпросить! Дрянь! Чтоб у тебя язык твой поганый не ворочался…
Вот, как сказал,так и легло.
Но была Любава все же ведьмовской крови, хоть и слабенькой, хиленькой, а потому…
Когда два часа ее не было, встревожилась Варвара Раенская, в щелочку заглянула, да и ахнула. Мигом все утащила, убрала,и яйцо с черной, словно углем вымазанной скорлупой, вытерла, и мужа позвала, вместе они Любаву на кровать затащили, а там уж и лекарь прибежал, суетиться начал… к утру и ясно все стало, считай.
Ноги у Любавы отнялись, да язык с трудом ворочался. И лицо ровно судорогой свело.
Лежать ей, лежать и лечиться… *
*- при микроинсультах, к примеру, и не такое бывает. Прим. авт.
Кого другого могли бы и отпеть скором времени, но Любава-то оправится, постепенно сила ее и проклятие растворит, и все щели залатает. Но для того время надобно…
И поползло по палатам государевым шепотками змеиными.
Вот как государыня сына-то женить не хочет! Аж слегла! Достанется ж кому-то свекровка такая ненавистная, она ж изведет любую…
А может, и помрет еще?
Нет такая не помрет, змеиным ядом лечат, а в ней того яда на десяток гадюк весенних достанет. Не помрет. Точно…
Рудольфус Истерман в санях сидел, на Россу смотрел.
Отправил его государь-таки в другие страны, и это сильно злило Руди. Будет тут самое интересное, самое важное, а он вдалеке? Так и вовсе от власти его ототрут! Но может, еще сможет он как-то извернуться? А покамест старался Руди в своей поездке хоть что хорошее найти, чтобы не сорваться на всех, да и сразу. Поди, по санному пути-то ехать легко, весело, с бубенцами, с перезвонами. Сюда он приезжал на корабле, и не посмотреть ничего было толком. Ох и крутило тогда Руди от несвежей корабельной пищи, от качки постоянной, а вонял он аки зверь лесной, дикий.