Или что?

Теряюсь в догадках, ускоряюсь, минуты три трачу бесполезно, пытаясь замаскировать огромный засос на шее, рядом с челюстью. Это Лис постарался, гад такой, несдержанный. Так… А это еще что???

Минуту неверяще изучаю след от зубов на плече. Это Камень. Боже, зверюги… И как я не почувствовала-то? Или почувствовала, но кайфанула, извращенка?

Ладно. Это хоть можно футболкой закрыть, а засос куда девать?

И крем нифига не помог от раздражения щетиной на щеках. И губы искусанные тоже ничем не замазать.

Распускаю волосы, укладываю длинную челку так, чтоб максимально закрыть пострадавшую часть лица, снова мажу губы кремом. Черт, у меня даже косметики никакой нет! Не пользовалась никогда же! А пора бы начинать…

Смотрю на себя в зеркало, с огорчением убеждаясь, что ухищрения мои привели лишь к тому, что вместо двадцати трех лет я на восемнадцать смотрюсь. Немного измученных, правда, затисканных, но восемнадцать.

И как это я совсем недавно уныло размышляла о возрасте и раннем старении?

Сейчас бы за совершеннолетнюю сойти…

Безразмерная футболка и джинсы-бойфренды в стиле девяностых зрительно еще уменьшают возраст. Ох… Ладно. Ладно.

— Маленькая, ты как там? — в голосе Камня искренняя обеспокоенность, — час уже моешься…

Час? Это как такое могло произойти? Только же зашла!

А сколько мы вообще тут времени провели?

Пытаюсь прикинуть и не могу.

— А сколько времени сейчас?

— Шесть вечера уже.

Ого…

Мы тут, в гостях, больше четырех часов. Из них три — наверху…

Неспроста нас Демид Игнатьевич кроликами назвал!

Позорище.

Можно я тут побуду?

— Маленькая… — Камень аккуратно открывает дверь, я смотрю, как его огромная фигура полностью заслоняет проем, плечи даже не помещаются чуть-чуть, и Лешке приходится протискиваться боком.

Он хочет еще что-то сказать, затем видит меня с распущенными волосами и полным волнения взглядом, замолкает, сжимает челюсти, осматривая меня с ног до головы уже медленней и тяжелее. А затем делает шаг вперед и закрывает за собой дверь.

Пискнув, дергаюсь к раковине и вбок, уже понимая, что не просто так он это все сделал!

— Охуеть, Вася… — бормочет Лешка, — я словно на пять лет назад вернулся… Только ты еще круче.

Он, не обращая внимания на мои умоляюще выставленные вперед ладони, ловит в объятия, подтягивает вверх, подхватывая под ягодицы, так, чтоб лица наши на одном уровне оказались.

Хватаюсь за его шею, шепчу взволнованно:

— С ума сошел? Я столько времени себя в порядок приводила! Прекрати!

— Не могу… Блядь… Вася… Я все еще не верю, что ты рядом… — он делает шаг и прислоняет меня спиной к стене, утыкается лицом в ямку между ключиц, вдыхает шумно, — веришь, иногда ловлю себя, что надо проснуться. Полное ощущение, что это сон… И сейчас глаза открою, а там… Там камера. Вась… Я не хочу просыпаться. Не хочу больше без тебя.

Я обнимаю его, сжимаю судорожно пальцы за мощном затылке. И плачу. И сама не понимаю, что плачу.

Мне так жаль его! И Лиса жаль. И себя.

Мы так мучились, боже…

За что нам такое?

За что?

Внизу, на огромном диване в гостиной, сидят и мирно общаются трое мужчин. Лис-старший, мой Лис и… И кряжистый широкоплечий, мощный, словно дуб, мужчина.

Я его видела один раз до этого, на записи. Но узнаю сразу.

Виталий Большой.

Мой предполагаемый отец.

Мы с Лешкой спускаемся к ним, медленно, я еще и притормаживаю от неожиданности, и Лешка меня подхватывает за талию, не давая упасть.

Его большая лапа так и остается на моей пояснице, когда мы уже доходим до самого низа лестницы.