– Они милашки, но связь с посторонним видом грозит осложнениями, – ответила Иринна. – Как у тебя дела?

– Хорошо, – сказала Джессин.

Ее всегдашний ответ.

По правде сказать, ей стало трудно вставать с кровати. Трудно есть. Трудно не теряться в фантазиях, где во всей вселенной ближе всего к отдыху было небытие.

Она завидовала остальным, полным энергии. Охранники карриксов не отвечали на вопросы о других анджиинцах, а инопланетяне вообще не говорили ничего без квадратиков-переводчиков, поэтому Синния с Илси взяли за обыкновение гулять вдвоем, составляя схему здешнего лабиринта и высматривая – пока что безуспешно – других людей. Рикар пару раз в одиночку отправлялся в более долгие экспедиции, но почти не рассказывал о них. Кроме того, он воспользовался перьями и бумагой, чтобы расчертить для себя и Синнии игровое поле, и оба коротали время изгнания за игрой. Джессин была бы рада поиграть, или погулять, или хотя бы получить толику их энергии.

Каждый день давался ей тяжело. Все было тяжело.

У нее осталась одна таблетка – ее следовало принять почти две недели назад. Она достаточно разбиралась в действии лекарства, чтобы понимать: при теперешнем его содержании в крови одна таблетка ничего не изменит. Но какая-то упрямая, неразумная часть ее мозга уверяла, что, пока таблетка остается, пока она не истрачена, еще есть надежда. Эту составляющую ее болезни Джеллит называл «злой магией» – когда он еще был рядом и мог как-то называть ее.

Джессин помотала головой, словно хотела вытряхнуть оттуда последнюю мысль. Думать о Джеллите – все равно что нажимать пальцем на бритвенное лезвие. Перестараешься, и не успеешь оглянуться, как потечет кровь.

Она отщипнула еще одну ягодку, и вскрыла ее, намереваясь добраться до того, что та пыталась сохранить в себе, и задумалась над выражением «физическое лицемерие».

– Готова принять образцы? – спросила Иринна.

– Почти. Образцы готовы?

– Почти.

– Мы с тобой профи.

Иринна захихикала:

– Считай, нам повезло, если эти щенята хорошо сопротивляются токсинам.

– Нам еще предстоит выяснить, чем питается та псевдочерепаха. Какой прок от фермы, пока мы не знаем, что на ней выращивать?

– Да уж, – вздохнула Иринна. – Столько дел. Легкие делаются скоро, а трудные занимают все время. Но послушай: может, мы между делом попробуем сварганить какие-нибудь сливки для кофе? Чтобы Кампар не… Джессин? Ты в порядке?

– Что? Да, все хорошо.

Неправда. Ее трясло.

Питательные вещества. Она размышляла о пище, но пища – просто набор химических соединений. Чтобы наладить ее мозги, требуются семнадцать атомов углерода, по нескольку – хлора и азота, водород для заполнения пробелов. Ничего особенного. Все знакомо. Будь у нее оборудование, она бы сама сумела синтезировать это. Они превращали ягоды в биохимические фабрики, дававшие на выходе определенные соединения. И одно из них могло бы остановить протухание ее мозга.

Возможно. Может, и нет, а может, и да. Надежда явилась, как глоток воздуха, когда Джессин уже не пыталась выплыть.

Она взяла дрожащими руками еще одну полоску бумаги, поставила свои инициалы и положила на нее рассеченную ягоду. В таблетку входили и другие вещества – в ту драгоценную таблетку, которую она не решилась проглотить. Если ягода погибнет от введенного в нее лекарства, будет неясно, что убило ее – действующее вещество или наполнители.

Но если та не погибнет – если в пилюле не окажется смертельных для ягоды токсинов, – ей не придется больше скрывать, что она скорым шагом идет к смерти. Жажда жизни раскрылась в груди, прямо под горлом, теплым, отчаянным, ярким цветком.

– Мне надо на минутку сбегать к себе, – сказала она, отложив нож.

– Сейчас?

– На одну минутку. Возьму кое-что.

Иринна пожала плечами.

– Тогда я закончу с этой?

– Нет, – сказала Джессин. И тут же передумала. – Вообще-то, да. Она из контрольной группы. Извини.

– Ничего, иди.

Джессин чувствовала себя так, будто объелась галлюциногенов, вызывающих эйфорию. Тело наполнилось светом и легкостью, зарядилось восхитительной энергией, к которой, по-хорошему, следовало относиться с недоверием. Она шла по знакомой дороге – от лаборатории к квартире – так, словно видела все в первый раз. Центральный зал с десятками ниш, каждая – точь-в-точь как та, где проводили время они. Странные тела, чудовищные и прекрасные, двигались толпой, как народ на городском празднике. Зеленоватая бронза стен и полов – как на кораблях, уничтоживших Анджиин.

Она толчком распахнула широкую дверь. Внутри было солнечно и безлюдно – не считая Тоннера, стоявшего у кухонного прилавка с разложенными на нем листками рукописных заметок. Он поднял глаза и сделал недовольную гримасу.

– Тебе полагается работать в лаборатории.

– Я сейчас же вернусь.

– Есть график.

– Я же не заверну по дороге в бар, – огрызнулась она и, не дав ему ответить, кинулась к себе в комнату. Пузырек от таблеток лежал под кроватью: так она прятала в детстве свои сокровища. Одна таблетка – тусклая, бледно-оранжевая, с оттиском торговой марки. Изготовившие ее фармацевтические лаборатории работали под иным солнцем, если еще существовали. Даже у нее получится, хотя придется лечиться экскрементами песчанистой сердцевины инопланетного животного.