Единственный из всех анджиинских пленников, он ощущает медленную пульсацию магнитных полей. Та усиливается, потом затихает, и рой ощущает внутри поля информативную вибрацию. Он знает кое-что о том, какими средствами сообщения пользуются карриксы в пределах своих планет-дворцов. Он улавливает в воздухе компоненты, его хеморецепторы на миг становятся чувствительнее носа охотничьей собаки. Рой каталогизирует воспринятое. Он внес в список все виды, встречавшиеся по дороге в лабораторию, зафиксировал все детали пейзажа за окном, все вариации длин световых волн. Более подробного описания великого врага еще не создавалось. Рой знает больше, чем армии, сражавшиеся веками.

Те его части, что спят, видят общие для всех сны. Носитель и предшествовавшая ему девушка по имени Эмир легче переходят друг в друга на уровне бессознательного. Запах скошенной травы из детства носителя наполняет повторяющиеся кошмары девушки: она заваливает экзамен. Девушка-продавщица во сне пытается спорить с первой любовью носителя. Рой воспринимает все это, не принимая участия.

Он прекратил активное прощупывание. Ни радио, ни инфракрасных импульсов. Никакой эхолокации. Искушение разъедает рой, подрывает его решимость. Он мог бы многое обнаружить, узнать; вне его нынешнего восприятия остается столько всего. Зайти так далеко, получить такие результаты – и упустить единственное непредвиденное обстоятельство, которое могло бы покончить с войной, по собственной робости…

Но пока его дисциплина держится. Его задача проста и трудноисполнима. Найти способ поделиться собранными и собираемыми данными. Где-нибудь в этом всепланетном городе есть нужное средство. В протоколе безопасности карриксов наверняка найдется слабое место.

А пока оно не найдено, он должен быть неотличим от других. Если им больно, он испытывает боль. Если им тяжело, тяжело и ему. «Мы все сломаны». Это сказала Джессин. «Мы все сломаны». Итак, он тоже должен сломаться.

Он должен понять, как выйти за пределы жилого помещения и лаборатории, не привлекая внимания к себе. Внимания со стороны карриксов, людей, кого бы то ни было. Он должен пользоваться всей доступной ему свободой, проникать всюду, куда можно проникнуть незамеченным. Не погубив при этом себя и других.

Новые магнитные импульсы – полное информации подрагивание. Ответные импульсы поступают с севера и сверху. Сеть кораблей, дронов или организмов на границе планетарной атмосферы поют песню планете-дворцу, их внимание, точно луч прожектора, обшаривает тюремный двор. Рой замирает.

Словно в ответ ему, сновидение меняется. Носитель стоит, обнаженный, на равнине, заросшей высокой желтой травой. По ней, качая стебли, движутся животные. Оба, носитель и девушка, которой больше нет, находятся там, и оба знают: стоит шевельнуться, как хищники их заметят. Но если не шевельнуться, нельзя бежать. Это противоречие волнует и ужасает. Тела пробирает дрожь.

Та часть роя, которая нуждается во сне, видит сон, и какое-то время этот сон видит и бодрствующая часть.

16

– Расскажите мне, что вы все поняли и вам открылись тайны творения! – воскликнул Кампар, влетая в лабораторию. – Этим утром мне так нужны хорошие новости. Сливки кончились, пришлось пить кофе без них…

Дафид покосился на Тоннера. Научный руководитель улыбался – натянуто, побелевшими губами, но все же улыбался. Он оценил шутку. Или старался вести себя с Кампаром помягче, памятуя о его недавнем срыве. В любом случае это было лучше того, что творилось в последние восемь часов. Дафид проработал в лаборатории Тоннера чуть больше года, но никогда не оставался с ним наедине подолгу. Сосредоточенность и целеустремленность Тоннера изматывали. Его настроение менялось быстрее погоды. И… за последнюю неделю Дафид трижды узнавал что-нибудь новое о биологических системах. Эти познания были такими глубокими и неожиданными, что у него захватывало дух.

Из-за спины рослого Кампара показалась Илси. Все одевались в одни и те же светлые рубахи и штаны, будто монахи галлантистского монастыря, но Илси шло и это. Волосы она собирала в простой конский хвостик. Карриксы не снабжали заключенных ни косметикой, ни средствами ухода. Каждый обходился тем, что подарили ему гены и фортуна. И все равно Дафид с трудом заставил себя не пялиться на Илси, надеясь, что и она старательно отводит взгляд по той же причине.

Тоннер скрестил руки на груди.

– Силикатная масса в сердцевине ягод – не внутренний орган и не отдельный организм, – объявил он. – Это ферма.

С Кампара мигом слетело все легкомыслие. Он влез на табурет перед рабочим столом и погрузился в свои мысли. Все уже знали, что густая красная оболочка ягод – это скопление органических структур вокруг зернистой, как песок, и однородной сердцевины. Чуть ли не всю неделю они спорили о природе этой массы. Если она – аналог цитоплазмы, то ягода – большая клетка наподобие яйца. Или, может, это отдельный симбиотический орган, вроде митохондрии? А потом – Дафид не понимал, что навело его на эту мысль, – Тоннер решил проверить жидкий розовый бульон из ягод на метаболическую активность. Метаболизм размолотых ягод повысился. Дафид не знал, что и думать. Остальные, как видно, знали.