Сказал:

— Лидия Николаевна, вы помните тот случай со сгоревшим школьным сараем?

Я кивнул в сторону окна и добавил:

— После которого моё лицо уже дважды появилось в газетах.

Учительница улыбнулась.

— Разумеется, Вася. Я видела, как ты вынес на руках из огня того мальчика, Колю Осинкина. Мне вчера сказали, что Колю уже выписали из больницы. На следующей неделе он снова пойдёт в школу.

Я вздохнул.

— Рад за него. Стране и нашему тракторному заводу нужны хорошие инженеры. Уверен, что из Осинкина в будущем получится именно такой: толковый. Но я сейчас не о том пятикласснике говорю. Я просто напомнил вам, Лидия Николаевна, о том случае. Помните, как Лёша Черепанов воскликнул, когда заметил пожар. А теперь задумайтесь, что сделал я сразу после Лёшиного сигнала?

— Ты среагировал быстрее нас всех, — ответила учительница. — Побежал к пожарному щиту и вернулся в класс с ломом в руках.

Я кивнул и спросил:

— Лидия Николаевна, вы не задумывались над тем, почему я принёс с собой именно лом? Не багор. Не ведро для воды, чтобы забрасывать с его помощью пожар снегом. Зачем я схватил лом?

— Ты же… говорил, что бросился тогда к сараю тушить пожар.

Некрасова чуть нахмурилась — будто силилась разгадать мои намёки.

Я усмехнулся.

— Что ещё я мог тогда сказать? Разумеется… бросился. С ломом в руках. Мой поступок многим бы показался идиотским. Если бы я тогда не вынес из сарая мальчишку. Осинкину тогда повезло, что я выбрал не ведро, а лом.

Учительница кивнула.

— Действительно, — сказала она, — повезло.

Она повернула голову, посмотрела за окно. Развалины сгоревшего сарая она не увидела: для этого ей пришлось бы подойти к окну и взглянуть вправо. Некрасова будто бы вспоминала, как я в январе распахнул окно и выпрыгнул из класса в сугроб.

— Вы верите в вещие сновидения, Лидия Николаевна? — спросил я.

— В сновидения? — удивилась учительница.

— Да, в вещие сны.

Я упёрся в столешницу парты локтями, чуть склонился вперёд — на десяток сантиметров приблизил своё лицо к лицу Некрасовой.

— Лидия Николаевна, вы помните, «Песнь о вещем Олеге» Александра Сергеевича Пушкина? — спросил я. — Скажи мне, кудесник, любимец богов, что сбудется в жизни со мною…

Некрасова кивнула и ответила:

— … Но примешь ты смерть от коня своего…

— Точно, — сказал я.

Посмотрел учительнице в глаза и спросил:

— Лидия Николаевна, а представьте, что я выбрал лом не случайно. А потому, что знал: в сарае заперт ребёнок. Потому и ринулся через окно: понимал, что важна каждая секунда.

Взгляд учительницы стал серьёзным.

— Вася, ты знал о том, что в сарае заперт Коля Осинкин? — спросила Лидия Николаевна. — Как ты об этом узнал? Ведь мы же выяснили, что завхоз запер его там случайно.

Я пожал плечами.

— Лидия Николаевна, как я мог об этом узнать? В тот день я мимо сарая не проходил: Лукины живут с другой стороны от школы. С Осинкиным я впервые встретился уже в сарае. Завхоза в тот понедельник я тоже не видел.

Я развёл руками.

— Разве что…

Я замолчал.

Всё так же смотрел Некрасовой в глаза.

— Что? — спросила учительница. — Вася, я пока не понимаю, на что ты намекаешь.

— Мы говорим о вещих снах, Лидия Николаевна, — сказал я.

Учительница моргнула.

— Хочешь сказать: ты увидел горящий сарай и запертого в нём мальчика во сне? — спросила она. — Потому и ты побежал за ломом? Ты был уверен, что Коля Осинкин оказался в ловушке? Ты спас его… неслучайно?

Я чуть откинулся назад, поднял над партой руки и показал Некрасовой свои ладони.

Сказал:

— Ничего подобного я не говорил. Это вы сами только что придумали. Лидия Николаевна, я рассказывал вам о поэзии Пушкина. Того, который Александр Сергеевич. От поэзии мы с вами перешли к обсуждению снов.

Я прижал ладони к столешнице и заявил:

— Лидия Николаевна, вы ведь сами мне только что рассказали, что сегодня ночью вам приснился странный сон. Волнительный сон, тревожный и очень реалистичный. Вы только что назвали этот сон вещим.

Некрасова удивлённо вскинула брови.

— Я рассказала? — переспросила она. — Какой ещё сон? Вася, я тебя не понимаю.

Учительница покачала головой.

— Лидия Николаевна, сегодня вам приснилось, что вы очутились в будущем, — сказал я, — перенеслись почти на двадцать пять лет вперёд. В своём сне вы снова приехали в деревню Полесье, которая недалеко от Бреста. Вам было почти семьдесят лет. А на календаре стояла дата: двадцать второе июня тысяча девятьсот девяносто первого года.