Эмма озвучила мне ещё шестнадцать текстов после прочтения статьи из газеты «Комсомольская правда». Все они, так или иначе, касались задержанных в семьдесят первом году в городе Кировозаводск военных преступников: шестерых уроженцев деревни Константиновка, служивших немцам во время немецко-фашистской оккупации территории СССР. Главное, что удивляло авторов статей –преступники четверть века преспокойно жили в Кировозаводске под своими собственными именами и фамилиями, хоть и прикрывались вымышленными заслугами (хвастали вымышленными подвигами и чужими медалями).

Задержали бывших полицаев благодаря случайности, очень похожей на ту, которая могла произойти в этом году во время праздничного концерта в сорок восьмой школе. Одного из полицаев (Кирилла Сергеевича Белова) случайно встретил на улице его бывший односельчанин и опознал в нём нацистского пособника по прозвищу Косой. Косой односельчанина не узнал, потому что в сороковых годах тот был ещё подростком. Уроженец Константиновки сообщил о встрече с Беловым в отделении милиции. Косого задержали — на допросе он выдал местонахождение ещё пятерых бывших константиновских полицаев.

«Эмма, а ведь если бы Попова задержали, то он вряд ли утаил бы своё прошлое. Всплыли бы его военные грешки. А от них бы потянулась ниточка к его бывшим подельникам. Фомич решил: ему уже всё равно от чего прятаться? А вот его дружков Серафима Николаевна в своих рассказах могла и засветить. Ведь они живут в Кировозаводске под собственными именами, но с липовыми биографиями. Не поэтому ли он заткнул рот Маркеловой? Не потому ли убили и его: чтобы он не рассказал о других полицаях, если вдруг окажется в руках советской милиции? Этот пазл уже похож на правду. Тебе так не кажется?»

«Господин Шульц…»

«Стоп, Эмма. Повтори-ка мне ФИО Косого».

«Конечно, господин Шульц. Кирилл Сергеевич Белов».

В четверг перед первым уроком я поинтересовался у Лёши Черепанова, нарисует ли он портрет того мужика в майке, который портил своими пьяными выходками жизнь нашей классной руководительнице.

Алексей загадочно улыбнулся, вынул из портфеля тетрадь.

— Этого, что ли? — спросил он.

Черепанов показал мне выполненный на разлинованной странице карандашный рисунок.

Я взглянул на страницу — сразу узнал смотревшего на меня с портрета мужчину. В том числе и потому, что глядел на меня мужчина лишь левым глазом. Его правый глаз смотрел в сторону.

— Когда ты успел? — спросил я.

Лёша пожал плечами.

— Мы собирались в милицию идти, — сказал он. — Помнишь? Вот я его и нарисовал. Чтобы быстрее нашли преступника. Я его прекрасно рассмотрел. Мне его лицо даже ночью приснилось. Хорошо, что я тогда к Лидии Николаевне не один пошёл.

Я указал на рисунок пальцем (как вчера Маркелова указывала на портрет Фомича).

Спросил:

— Лёша, ты не запомнил имя этого товарища? Лидия Николаевна нам его говорила.

— Кирилл Сергеевич… кажется.

— А его фамилию?

Черепанов покачал головой.

— Фамилию не знаю, — сказал он. — Класуха нам её не назвала.

На перемене я шагал в компании Черепанова к кабинету истории. Увидел в школьном коридоре Фомича. Дмитрий Фомич провожал до учительской Веронику Сергеевну, нашу учительницу математики. Попов выглядел уверенным в себе, улыбался. Я вспомнил слова Маркеловой о том, что во время учёбы в школе Дима Попов был весёлым парнем. Невольно удивился тому, что ни одна из опрошенных мною женщин не наградила его «плюсом». Словно женщины, в отличие от меня, замечали не только крохотные шрамы от оспин на лице физрука, но и видели при помощи своей интуиции червоточины в его душе.

«Вот только Вероника Сергеевна сейчас никаких червоточин не замечает, — подумал я, взглянув на симпатичное лицо математички. — Вон, как улыбается. Или ей… нравятся такие мужчины: с червоточинами?»

После уроков я снова заглянул в кабинет директрисы. Получил очередные три письма. Порадовался (и Клавдия Ивановна вместе со мной), что количество писем пошло на убыль.

Чтение этих писем мы отложили на завтра (интерес к письмам угас даже у Иришки). До возвращения с работы Иришкиных родителей мы с Черепановым устроили в квартире Лукиных очередной концерт-репетицию.

Черепанов и Степанова ушли. Мы с Иришкой подглядывали за ними в окно: смотрели, как Лёша и Надя под руку прошли по двору. Черепанов помахивал портфелем, о чем-то рассказывал своей спутнице — Надя улыбалась.

Вечером я задержался для традиционного чаепития в компании Виктора Семёновича (сегодня мы с ним обсудили перспективы советского тракторостроения). Лишь после этого отправился на трамвайную остановку.

В четверг улица Светлая уже не показалась мне столь же мрачной, как в среду. Словно я на ней уже освоился. Я шёл к дому Серафимы Николаевны — не реагировал ни на собачий лай, ни на мрачные силуэты деревьев. Улица сегодня посветлела: небо за день очистилось от облаков, появилась Луна. Похолодало. Кончик моего носа, скулы и мочки ушей покалывал лёгкий мороз. Эмма подсказала, что сегодня ночью температура в Кировозаводске опустится до двенадцати градусов ниже нуля. Её слова подтвердили небольшие морозные узоры, которые я увидел на окнах трамвая, пока добирался до конечной остановки.