— Содействия? Извините, мне содействующие не нужны…

Тот едва заметно поднял бровь.

— Ну и, так сказать, для контроля.

— Еще не лучше, — усмехнулся я. — Спецгруппа Горохова нуждается в контроле? Раньше бы не поверил.

— Нет, там другое. Да вы почитайте, — он, тихо настаивая, протянул чуть ближе ко мне листок с гербовой печатью и угловым штампом.

Какой вкрадчивый.

Я мельком пробежал глазами. Подписи стояли серьёзные. В приказе говорилось, что майор Орлов прикреплен к нашей группе на период проведения расследования.

О как!

Никаких других внятных ответов на возникшие насущные вопросы я там не обнаружил.

— М-да, — протянул я. — Всё ясно, что ничего непонятно… Скажите, Владислав Гордеевич, — поскреб я гладко выбритый, всего с двумя тонкими порезами после утренней «Невы» подбородок, — зачем же Комитету понадобилось дело о без вести пропавших? Обычно такими вещами МВД и прокуратура занимается. Подследственность явно не ваша.

— Борислав.

— Что?

— Не Владислав, а Борислав Гордеевич.

— Что ж, приношу извинения. Сути не меняет. Это же не ваш профиль — гражданские потеряшки, ведь так?

— Да, — Орлов сел, закинув ногу на ногу, — но есть нюанс. Личное распоряжение генерала Черненко. Вам, кстати, привет передавал.

Я вскинул бровь:

— Алексей Владимирович? Когда ж вы его видели?

— Недавно, в Москве, — Орлов понизил голос, сделав его доверительным, но всё равно в тоне сквозил холодок. — Он… Он сказал, вы человек особый. И если вы здесь — значит, вопрос не так прост.

Я прищурился. Черненко был не просто моим знакомым, который тоже начинал службу в Новоульяновске — он и вправду знал по долгу своей службы, на что я способен. И если в это дело вмешался он…

— И все же я не понял, — наша игра в недомолвки и полутона продолжалась. — Почему Алексей Владимирович вдруг заинтересовался этим делом? Это же обычная жалоба, таких генсеку пачками пишут. Перестройка же. Гласность — можно жаловаться на всё и всех.

Что-то темнит Владислав-Борислав, недоговаривает. Орлов же немного помолчал, раздумывая о чем-то, затем продолжил:

— По нашим данным, в деле может быть замешано руководство города. И не исключено — милицейское в том числе. Потому мы и здесь. Чтобы, так сказать, не позволить волку стеречь овец.

Я хмыкнул и кольнул:

— Красиво сказано. А если волк — это вы?

— Тогда уж я, скорее — пастух, — спокойно ответил он.

Мы обменялись взглядами. Долгими. С виду два вежливых собеседника, внутри — каждый готов к атаке.

— Насколько я понимаю, выбора у меня нет… — сказал я, перебирая пальцами листок с межведомственным приказом. — Ну, хорошо. Будем работать вместе. Но до приезда остальных члленов группы и её руководителя Горохова — каждый по-своему. Нас двое, и формально приказом старший в отсутствии Никиты Егоровича не обозначен. Получается, что мы оба старшие, так?

— Наверное, — не стал пока спорить тот.

— Ну, тогда будем работать каждый по своему плану.

— Конечно, — нехотя кивнул Орлов, ему явно не понравилось такое предложение, ведь он рассчитывал идти бок о бок со мной, понять бы еще, зачем. — Главное — не наступать друг другу на ноги.

— А если наступим?

— Тогда будем извиняться. Или… объяснять.

Он повернулся, будто собрался уходить, но вдруг остановился и произнёс:

— Кстати, архив местный, говорят, сгорел. Не правда ли, удобно?

Я только кивнул — будто и мне тоже удобно, хотя я-то по другую сторону баррикад, а этот всю милицию под одну гребенку.

Орлов ушёл. За ним тянулся тонкий след одеколона — дорогого, но безликого и непонятного, как вся его деятельность.

А я остался один, присел, провёл пальцем по строкам приказа, задумался, вчитываясь в витиеватые формулировки. Если уж комитетчики сунули нос, значит, в этом озере прячется что-то куда большее, чем просто тёмная вода.

И где-то в глубине души я уже знал — с Орловым придётся идти до конца. Только вот до какого? Ну-у… мне не привыкать… однажды я и убил следователя прокуратуры. За дело, конечно.

Я решил навестить гражданку Краснову — ту самую учительницу, из-за которой, собственно, и закрутился весь этот клубок. Вернее, благодаря Надежде Ивановне мы вообще о нём узнали.

— Вот её домашний адрес, — деловито сообщила в школе тётка в строгом костюме с массивной брошью на лацкане. Завуч, видимо. — Но дома вы её не застанете.

— Почему?

Тётка хмыкнула и подбоченилась.

— Сейчас каникулы, отпуск. А она, вместо санатория или юга, всё лето в пыльном музее да в архивах торчит. Такая у нас учитель истории — краевед-любитель. Даже на полставки туда устроилась, чтоб под неё расписание подгоняли, как ей удобно. Совсем ни стыда, ни совести, — добавила та с обидой, как будто Краснова испортила ей жизнь.