Бобырев почесал затылок, как будто я попросил его вручную разобрать архив ЦК КПСС.

— Андрей Григорьевич… — замялся он, теребя в руках листок со списком. — На это потребуется время… много времени… Всё вручную, все заявления, журналы перелопатить, людей опросить, подворовые обходы, запросы… Ух, мать честная, да здесь на полгода работы.

— Два дня, — отрезал я.

— Что?

— Виктор Игнатьевич, я даю вам на основные мероприятия — два дня. Можете ночью работать, тогда получится 48 часов.

— Но я… Но вы-ы… — раздувал щеки Бобырев. — Вы не можете приказывать, я руководитель этого отдела, и как начальник я…

Договорить я не дал. Что он мне рассказывает, будто я на земле ни дня не проработал?

— У меня особые полномочия, — я шлепнул на его стол свежую телефонограмму, там говорилось, что при необходимости отдел внутренних дел Залесского горисполкома переходит под мое прямое руководство в целях эффективного выполнения порученного задания. — Приказ позже, спецсвязью придет. Естественно, через канцелярию вашего областного главка. Пока спустится, много времени пройдет. Поэтому пока вот — ознакомьтесь.

Вчера я связался с Гороховым, он еще был в Грузии, и попросил содействия, мол, с местными каши не сваришь. Тот, конечно же, пошел навстречу, быстренько подключил Москву, и вот теперь из проверяющего я превратился в местного командира. Ну а как еще, если по-другому этот городок не понимает?

— М-да-а… — чесал залысину Бобырев, читая телефонограмму. — Но я… А как? А?

— А кому сейчас легко? — отозвался я уже с улыбкой, усаживаясь поудобнее. — Тем более, как я понял, у вас с архивами — беда. Так что учитесь работать с массивом бумаг, так сказать, на ходу.

— Нет, я не об этом. Я что же, отстранен от руководства отделом?

— Ну что вы, Виктор Игнатьевич. Все по-прежнему. Разделим с вами обязанности честно: я не лезу в вашу работу, а вы помогаете мне. Свои особые полномочия я буду распространять лишь на это, — я постучал пальцем, будто вколачивал гвоздик, по листу со списком пропавших. — Так что давайте-ка хорошенько возьмёмся за работу, товарищ подполковник.

Теперь я чуть смягчал формулировки. Если долго давить — отстрелит, так что кнут лучше всё же чередовать хоть с каким-то подобием пряника.

— Сделаем, — буркнул он с плохо скрываемой досадой. — Только бы бумажку не потерять. Список этот.

Сказал он это, вроде, без сарказма, но что-то в голосе промелькнуло недоброе. Но я готов был и к такому повороту.

— Не переживайте, я её уже перефотографировал. На всякий случай. Знаете, с вашей склонностью к возгораниям…

Бобырев угукнул, но больше ничего не произнёс. Я же вернулся к себе, сел за стол и принялся листать наработанные материалы. По крайней мере, те, что уже успел насобирать сам в отделе.

Фамилии. Даты. Возраст. На первый взгляд, их ничего не связывало: пьяницы, сторожа, молодые и старики, один даже библиотекарь. Но главное — их больше нет. Уверен, что проверка по адресам ничего не даст. Я уже успел проверить троих. Как сквозь землю провалились. Соседи и родственники (у кого они вообще были) в полной растерянности. А некоторые потеряшки, как оказалось, и вовсе никому не нужны. На них и заявлений-то не было — просто исчезли.

Будто растворились.

Я задумался. Должна быть какая-то в этом система. Я вдумывался в приметы, листал в уме и на бумаге обстоятельства. Наконец, я нашел ту самую деталь, которая связывала всех этих пропавших людей. Они пропадали с некой цикличностью. Почти каждый месяц. Плюс-минус день-два. Как будто кто-то невидимый, но методичный, собирал их в определённое время. И знал, когда нужно.

Вдруг из коридора донёсся раздражённый голос дежурного:

— Да сколько можно, Леонтий Прохорович? Опять вы? Ну каждый же раз одно и то же. Опять писать пришли? Давайте обойдемся. Уже сколько раз такое было — пропадает, пошляется потом сам и возвращается. Чего нам статистику-то портить пустыми заявлениями?

Я поднялся. Недовольство в голосе дежурного насторожило. Вышел в коридор. У стеклянной перегородки дежурной части стоял мужчина лет под шестьдесят. В выцветшем, но чистеньком костюме, с прямой осанкой и взглядом, в котором угадывались прошлые командные привычки.

— В чем дело, лейтенант? — резко спросил я. — Почему не хотите принимать заявление?

Дежурный стушевался:

— Да это… Гришка его опять… ну, как всегда. Он у нас каждую неделю пропадает. Шатается по лесам. А потом сам и появляется. Чего из-за него… Показатели только… И бумагу портить, да людей отвлекать.

— Он мой сын, — с укором проговорил мужчина.

— Положено — значит, регистрируй, — отрезал я. — Или ты у нас теперь решаешь, кого искать, а кого нет?

Дежурный, пыхтя, взял книгу, размашисто вписал каракули, будто мстя бумаге за мои слова.