— Это вы?.. — выдохнула Краснова, уставившись на вошедшего, а затем порывисто поднялась со стула.

— Я! — радостно тряхнул бородкой незнакомец. — А вы… вы — Надежда Ивановна?.. — произнёс он с нескрываемой улыбкой.

— Я вас сразу узнала! — проговорила учительница и, зардевшись, как в старом фильме, шагнула к нему. — Прямо как с фотографии в «Науке и жизни», только… моложе!

— Спасибо, — удивительно, но «хиппи» тоже смутился. — А я вас себе именно так и представлял… — он неловко протянул руку, хотел пожать, но передумал, будто пожалел, что всё слишком официально. Вместо рукопожатия они на мгновение просто стояли рядом, глядя друг другу в глаза, словно между ними уже успела установиться невидимая, но прочная связь. Но только когда и как, я пока не понимал. Ведь, судя по их диалогу, видели они друг друга впервые.

— Андрей Григорьевич, — встрепенулась Краснова, словно вспомнив обо мне, — познакомьтесь, это Валентин Ефимович Мельников, кандидат геолого-минералогических наук, сотрудник Всесоюзного института геохимии и аналитической минералогии имени Вернадского.

— Очень приятно, — я кивнул, — а я из милиции.

— Милиция? — удивился он. — Что случилось?

— Ничего, — заверила учительница и ткнула в потолок. — Андрей Григорьевич по моему обращению туда.

— А-а… Все понятно, — закивал геолог, будто бы с некоторым облегчением, убедившись, что я не претендую на даму его сердца. — Вас, получается, Чёрное озеро привело, как и меня?

— Есть такое, — сказал я. — А что вы про него можете рассказать?

Мельников кивнул с живым интересом и почесал подбородок.

— Надежда Ивановна писала мне про феномен периодического почернения воды. Всё это крайне… нестандартно и занимательно. У меня уже собран материал. я планирую работать в этом направлении, и, быть может, получится защитить докторскую. Поэтому я здесь…. я хочу разгадать тайну этого озера. Объяснить все с научной точки зрения.

— А думаете, наука поможет? — спросил я.

— Всё можно объяснить с точки зрения науки, — спокойно кивнул тот.

Как будто домыслы и фантазии очень его раздражали, а вот наука — наука была его богом.

Я про себя ухмыльнулся. Знал бы ученый, кто я на самом деле и как очутился в СССР!

— И как вы думаете, почему чернеет вода? — продолжал я допытываться.

Он прищурился, как будто уже собирался защищать работу.

— На данный момент затрудняюсь ответить. Нужно провести ряд исследований, чтобы подтвердить гипотезу. Возможно, минеральный состав дает такой эффект, редкие металлические включения, возможно, подземные выбросы. В одном я уверен точно — это не мистика. Это наука. Но пока… не буду забегать вперёд. Расскажу, когда проверю.

— А исчезновения людей? — вмешалась Краснова, её голос был полон сомнений. — Как это можно объяснить? Ведь практически все пропадали именно там, возле озера.

— Надежда Ивановна, — с теплом проговорил Мельников, — я верю только в то, что можно доказать. По поводу пропавших людей ничего сказать не могу. А вот озеро, возможно, действительно уникально. Если удастся — мы с вами перевернём представления в геофизике.

Краснова засияла, ученый так и вовсе цвел и пах. Я смотрел на них. Как он косился на неё — не как на коллегу. И как она поправляла воротничок платья, чуть раскрасневшись, хотя в комнате было вовсе не жарко.

— Кстати, я привёз с собой образцы из похожего карстового озера в Коми. Хочу сравнить спектральный состав. Но… — он замялся, — не могли бы вы помочь с доступом к береговой линии? Насколько я понял, туда сейчас попасть не так просто.

— Просто, — подтвердил я. — В том-то и странность, что доступ на озеро не закрыт. На месте властей я бы задумался. Но вы будьте осторожнее. И в одиночку туда не ходите.

— Благодарю, — он кивнул с тем самым живым блеском в глазах, что был у тех, кто верил в открытия больше, чем в зарплату или ордена.

А потом, будто вспомнив что-то, Мельников порылся в сумке и вытащил небольшой, завёрнутый в пару слоев бумаги предмет. Подал его Красновой.

— Вот. Обещал. Настоящий метеорит с Таймырской экспедиции. Он — как напоминание. Что наука тоже может быть… романтичной.

У Красновой загорелись глаза. Она бережно взяла сверток, прижав его к груди, как мать младенца, и выдохнула:

— В наш музей!..

Мне на секунду показалось, будто вся эта сцена — вовсе не случайность. Будто кто-то собрал нас здесь — нарочно. Чтобы столкнуть между собой разные истины, разные судьбы. Из их беседы я понял, что познакомились и почти влюбились в друг друга они по переписке. Такое не редкость сейчас. Мне конечно, приятно смотреть, как буквально на глазах формируется новая ячейка общества, только вот надо в ближайшее время наведаться на это чертово озеро. Уже пора взглянуть самому, что в нем такого ужасного.

Из размышлений меня вывел звук. За приоткрытой дверью кабинета, в глубине музея, где стояли чучела и щиты, вдруг что-то лязгнуло. Будто упал тяжёлый металлический предмет. Или кто-то наступил на жестяной лист.

Мы замерли.

— Что это? — спросила Краснова, поглядывая на щель в дверном проеме.

— Возможно, кто-то остался после закрытия… — сказал Мельников, но голос его стал тише, он зажевал губу.

Я уже шёл к двери. И мысленно убирал с предохранителя воображаемый «Макаров». К настоящему тянуться не спешил, все-таки — музей, культурное место.