Шрифт:
— Позовите понятых, будем изымать с описью, — сказал я директору.
Когда он отлучился за понятыми с одним из снабженцев, я вышел в коридор и кивнул Орлову. Мы отошли в сторонку, в закуток.
— Ну что скажешь, коллега? — спросил я, а про себя отметил, что за всё то время, что мы были на фабрике, напарник особого рвения не проявил.
— Я вот, знаешь ли, доверюсь твоей чуйке, Григорич, — пожал плечами КГБ-шник. — Не силен я в бухгалтерии.
— Тут и ежу понятно, — задумчиво проговорил я. — Что все липа. Не верю я в такие маршруты.Ткани — это прикрытие. Там идут другие грузы. Или с самого начала, или вагоны перегружают по пути. А конечный адресат — не тот, что в накладной.
— Грузы уходят в Среднюю Азию? — уточнил Орлов.
— Туда. Через Киргизию, Туркмению. А дальше — уже не наша юрисдикция. Через Кушку груз может уйти в Афганистан, Иран или Пакистан. И назад уже ничего не вернётся.
— И зачем там ткани? — усмехнулся Орлов. — У них хлопка — как у нас грязи весной.
— Вот именно, — я посмотрел на него со значением. — Им не ткани нужны. Там идёт что-то другое. Грузы могут быть любого рода — от медикаментов до комплектующих, даже оружейного металла. Всё зависит от того, как оформили бумаги.
Орлов кивнул, прикурил. Пауза затянулась. Мы оба смотрели в стену, как будто она могла нам что-то подсказать.
— Значит, фабрика — прикрытие, — проговорил он вполголоса.
— Да, — подтвердил я. — Теперь бы только понять, что именно они прикрывают.
— Ума не приложу, что там может быть… — Орлов пожал плечами, но я уже понял, что он лукавит.
Я уловил в его взгляде нечто большее, чем недоумение. Не так он удивился моим предположениям, как можно было бы ждать.
— Слушай, Гордеич, — я прищурился, — Давай начистоту… Без дураков. Ты не смотри что я молодой, не первый год работаю…
КГБшник напрягся.
Глава 16
— Андрюха, ты чего? — усмехнулся Орлов, слегка приподняв бровь. — Я же с тобой. Мы ж в одной лодке. Или ты мне не доверяешь?
— Вижу, что со мной, — ответил я, глядя ему прямо в глаза. — Но и вижу, что не всё говоришь. Только не обижайся, Гордеич… но скажи мне честно, с какой стати Комитет интересуется этим делом? Не поверю, что у вас там взялись за маргинальных потеряшек. Это не профиль КГБ, такие дела мимо вас проходят.
Орлов усмехнулся одним только уголком губ, но пока что промолчал. Так что я спокойно договорил:
— Так что давай уже по-человечески. Если мы действительно идём вместе — скажи, что знаешь.
Потом сделал шаг ближе и добавил:
— Я тебе не мешаю, наоборот. Помочь хочу. Но чтобы помогать — нужно понимать, в чём мы варимся. Кто это всё крутит. Только тогда можно будет просчитать, куда идти дальше. А если мы оба. как слепые котята, или вообще в разные стороны бежим, то далеко не продвинемся.
Орлов чуть опустил взгляд в пол, но я знал, что мои слова попали в цель. Он какое-то время молчал. Потом, чиркнув спичкой, прикурил. И, наконец, проговорил:
— То, что я сейчас тебе скажу, Андрей Григорьевич, — под грифом. Государственная тайна. Черненко Алексей Владимирович дал добро, сказал, тебе можно доверять. В 1956 году, через год после образования Организации Варшавского договора, в нашем городе, в окрестностях, был развёрнут один из закрытых объектов под кодовым обозначением «Объект Пирит». Он действовал под эгидой специального НИИ Министерства обороны, работающего с химическими и биологическими компонентами для боевого применения. На берегу Чёрного озера, в старой каменоломне, оборудовали подземный узел — скрытый, защищённый, полностью автономный. Проект назывался «Гранит». Его задача — создание вещества, усиливающего боевые качества человека на короткий срок.
— Оп-па… Что за вещество? — спросил я.
— ПС-63. Расшифровывается: «Периферийный стимулятор, формула 63». В узком кругу его называли «Шаг». Препарат разрабатывался на базе модифицированных катехоламинов с добавлением стабилизированных нейропептидов, если это тебе о чём-то говорит. Вводился внутримышечно бойцам.
Выдавал Орлов все это по профессорски грамотно, будто сам разрабатывал этот «Шаг».
— И как? Какое его было воздействие на организм? — спросил я.
— Через 10–12 минут — резкий подъём энергии и полный боевой ресурс. Отказ от сна, снижение болевой чувствительности, повышение двигательной и когнитивной активности, а эмоции, наоборот, притупляются. Человек мог идти без отдыха, реагировал моментально, уставал как будто «внутри», но не снаружи. Этакая боевая машина.
— Не слабо… — присвистнул я. — Сколько длился эффект?
— От 36 до 48 часов. Потом начинались неприятные последствия для организма — истощение дофаминовой и серотонинергической систем, сбой в работе лимбической зоны. Пропадало торможение, появлялись агрессия, галлюцинации. Один из участников задушил своего сослуживца без причины. Другой выпрыгнул с третьего этажа, сломал обе ноги, но продолжал ползти. Через сутки умер — отёк мозга, острая нейротоксическая реакция.
Картина вырисовывалась удивительная.