— Это, простите, не ваше дело, я просто…

— Так… — негромко, но в то же время резко оборвала Света. — Гражданочка… Если ваша часть показаний окончена, то, наверное, вы можете быть свободной. Да, Андрей Григорьевич? Нет возражений у вас?

— Мы закончили, — кивнул я.

Лиза подхватила сумочку и продефилировала к двери. Шла, что интересно, неспешно, чинно, виляя бедрами, как она это умеет. Рисовалась, разжигая в сопернице тихую ярость.

— До свидания, Андрей Григорьевич, — уже в дверях она обернулась и одарила меня ослепительной улыбкой.

От такой улыбки не только жена заревнует.

— Всего доброго, — кивнул я сдержанно, под сканирующим взглядом Психологини.

Грунская вышла. Света, фыркнув, закрыла за ней дверь и повернулась ко мне.

— Ну что, — начала она уже другим тоном, — интересно у вас тут, Андрей Григорьевич. Коньяк, закрытый кабинет, да и свидетель — девушка. Красивая, к слову. И часто вы такие неформальные беседы устраиваете?

Я сделал шаг вперёд, улыбаясь. Света стояла у стены, будто скованная внутренним холодом, но глаза… Глаза её не были холодны. Они горели тем самым огнём, который я знал.

— Свет… — тихо сказал я. — Это работа. Ты же знаешь, что я не вру. Да? Ты психолог…

— А ты в курсе, что психологи не могут анализировать близких и самих себя? — сверкнула она взглядом, будто хотела обжечь. — Так что не надо мне тут…

Света хотела еще что-то продолжить, что-то предъявить, поревновать, но я обхватил ее крепко и, притянув к себе, занял губы поцелуем. Она ответила страстно, даже слишком, чтобы не могло не случиться продолжения. Я снова повернул ключ в скважине, но в этот раз, слава богу, никто к нам больше не постучался.

Вернее, постучался, но уже примерно через час, когда мы с женой пили чай из тех же стаканов, которые Света перед тем тщательно вымыла.

Стук был негромким, но настойчивым. Света сразу напряглась. Встала первой, шагнула к двери быстро, будто в этом шаге был весь неозвученный вопрос: «Снова она?»

Я хотел было открыть сам, но она уже дёрнула дверь и резко распахнула:

— Открыто же, чего не заходишь? — бросила она посетителю.

На пороге стоял Федя Погодин.

— Ну-у… — замялся он, но тут же нашелся, что ответить. — Может, я вам помешал. Может, вы секреты обсуждаете. Ха!

— Всё, что касается работы, в среде нашей следственной группы секретов не составляет, — наставительно проговорила Света.

— Ага, — Погодин вошел и плюхнулся на свободный стул, обмахиваясь белой кепкой. — Фух! Ну и жара сегодня. Короче, друзья-коллеги! Вы щас упадете, что я нарыл!

Он потянулся к стакану, где были остатки чая, невозмутимо вылил их в горшок с фикусом на окне, плеснул себе воды из пузатого старого графина и откинулся на стуле, довольный собой, жизнью и еще чем-то.

— Ну, говори уже, — нахмурился я. — Ты проверил Лазовскую по месту работы?

— Только что из детдома. Навёл справки. Там один отряд выделен отдельно — так называемая спецгруппа. Контингент непростой: систематические побеги, драки, поведение на грани — почти все стоят на учете в инспекции по делам несовершеннолетних. Короче, отпетые хулиганы, с такими не каждый педагог справится.

Он замолчал, будто прикидывал, как подать следующую фразу.

— И? — я щелкнул пальцами.

— Знаешь, кто у них воспитателем значится?

— Кто? — спросил я, хотя внутри уже мелькнула догадка.

— Анна Васильевна Лазовская, — выдал Федя и всплеснул руками. — Вот тебе и тихая женщина.

Света вскинула брови. Я переглянулся с ней. Потом снова посмотрел на Федю.

— Жена Леонтия Прохоровича — воспитатель в отряде трудных подростков? Та самая Анна Васильевна? Вся такая… подавленная? — удивлённо переспросил я.

— Она самая, — подтвердил Погодин, потерев ладони. — И вот, что интересно… Я думал, её там никто и всерьёз не воспринимает. А оказалось — наоборот. При её внешне забитом и мягком характере — дисциплина в группе железная.

— Не может быть, — Света нахмурилась. — И как она этого добивается?

— А вот это и странно, — Погодин поднял палец, будто подводя итог. — Я переговорил с заведующей, Лазовская у них там на хорошем счету. Как дали ей этот отряд трудных подростков, так не нарадуются. Ее слушаются, никто не спорит, не дерзит, побеги стали редкими, будто ходят по струночке. Я сам видел, как она с этими балбесами управляется. С виду — ничего вроде необычного. Но все одно, выглядело это, скажем так, не очень естественно. Какой-то есть подвох, но какой? Я так и не понял…