Хиленького костра, который развел Авит, хватило только на то, чтобы погреть руки: прошлогодние колючки и тонкие ветки не давали жара. Скромно поужинав пайком, они улеглись на еще не остывшую землю. Сон не шел. Ниов был зол. Он угрюмо спросил:

— О чем вы с Йорегом говорили перед отъездом?

— Он дал мне кое-какие наставления.

— Говорили обо мне? О Сиадрах, то есть? — с нажимом продолжил расспрос Ниов.

— Да, — просто и честно ответил Авит. Ниов почувствовал себя виноватым за грубость, и немного сбавил тон. В конце концов, надо как-то научиться не видеть в каждом человеке виновного за свои несчастья. Правда, давалось это Ниову с усилием.

— Что тебе он сказал такого, чего не захотел сказать мне?

— Откуда мне знать, сударь мой! Намалевал мне карту, да о братьях рассказал.

— Он думает, я кто — Ранаяр или Эргон?

— Он не уверен.

Ниов усмехнулся.

— Да? А Нилия уверена.

— Ты ж сам говорил, она надумала, что ты — именно Эргон.

Тут он остро почувствовал, что ему не хотелось говорить о девушке. Свалившись на его голову так внезапно со своей девичьей любовью, она утомила его ещё там, в Кронграде. Ниов много думал о ней. Но вовсе не в романтическом ключе. Он пытался разгадать, на что же рассчитывал Эргон, встречаясь с Нилией. Судя по рассказам об этом герое, помани он пальцем любую красавицу — она тут же отдала бы ему и сердце, и честь. Нет же, он зачем-то терпеливо ждал именно принцессу, стойко выжидая и не стремясь стать к ней ближе. Всё было сложно, гораздо сложнее, чем это виделось и самой принцессе, и её отцу.

Он старался переключить мысли на всё, что приключилось с братьями Сиадр. А в голове всё всплывала Нилия. Нилия встала между двумя братьями. Нилия каким-то образом вплеталась в эту странную историю.

Ниов мотнул головой, пытаясь прогнать назойливые мысли. Ему сейчас есть о чём беспокоиться. Например, о том, чтобы нормально поговорить, наконец, с Авитом.

— Авит, так что Йорег тебе рассказал? Что произошло во Враньем Пике?

— Он видел смерть Ранаяра. Вернее, не совсем смерть. Каррам наколдовал бурю, всё вокруг летало и ломалось. Ранаяр стоял у перил. Под ним была Леда. Ранаяр оступился и стал падать. Эргон пытался помочь ему, хватал его за плечи, за одежду. Но Ранаяр упал в пропасть на глазах у брата.

— А Эргон? Куда он потом подевался?

— Йорег говорит, он не видел момента падения. Там человек с десяток сорвалось из-под свода Пика вниз. Среди них были и Каррам, и Эргон. Многие из них были сильно изранены уже к моменту падения.

— Я вот чего не пойму. Так Каррам что, одинёшенек в этой проклятой башне заседал? И шесть десятков опытных воинов не могли с ним справиться? А потом шаман так просто упал и умер? Как-то странно получается.

— Не знаю… Знаешь, Ниов… Если честно, мне теперь страшновато ехать во Враний Пик. Нас только двое. С чем мы вдвоём можем справиться? Мало ли что.

Ниов сочувственно глянул на друга. В конце концов, чтобы завоёвывать почёт и нарабатывать опыт, молодой парень вовсе и не обязан соваться в самое жерло событий, которые к нему не имеют никакого прямого отношения.

— Авит, если хочешь, я один туда войду. Это мой путь. Мне нечего терять. Только сначала заедем в Дубовье. У меня появились новые вопросы к Аварту, — сощурив глаза, добавил он. После всего, что он узнал в Кронграде, ему начало мерещиться, что этот врачеватель сильно недоговаривает. Надо бы припереть его к стенке.

Авит молчал. Ниов понимал: он не хотел быть трусом. Но идти в башню вдвоём действительно было глупо и опасно. Потирая больную ногу, он сел и стал копаться в поясном кошельке. Надо доверять. Надо, чтобы он тоже знал. Ниов достал оттуда своё сокровище и обратился к попутчику:

— Смотри! — Ниов поднес руку к лицу Авита. В отблесках тлеющих угольков на ладони вспыхивали алые рубины, — Так как ты думаешь, я Эргон или Ранаяр?

Авит вначале в ужасе отшатнулся, словно Ниов сунул ему под нос змею. Потом рассмотрел брошь и даже залюбовался ею. Он то пялился на своего уродливого попутчика, то снова переводил взгляд на брошь. Сумерки почти скрыли шрамы Ниова — лишь отсветы скудного огонька бросали глубокие полосы теней и выглядели на его лице, словно морщины столетнего старика. Долго соображая, то глядя на брошь, то задумчиво разглядывая Ниова, Авит наконец произнёс:

— Это орден Ранаяра!

— Без понятия. Может так статься, что этот орден вообще не имеет отношения к Сиадрам.

— Нет, уж точно нет. Это орден Ранаяра, — настойчиво повторил он, — Почему ты не показал его Йорегу?

— Потому что Йорег делает слишком много выводов из воздуха! — отрезал Ниов, и его голос зазвучал сердито, даже злобно, — Так я Эргон? Или Ранаяр?

Авит ушёл в рассуждения:

— Ну, если предположить, что вы оба падали в Леду… Эргон ведь был Волком. Будем исходить из того, что это брошь Ранаяра. Ранаяр ведь не отрывал бы сам у себя с груди брошь! Если подумать, что Ранаяр падал… А Эргон пытался его удержать, и схватил его за брошь. И оторвал… Ты — Эргон!

Лицо Авита было как никогда озабоченным и серьёзным. Ниов и сам уже пришёл к такому же выводу. Он горько и грустно произнес:

— А знаешь, я думаю совершенно так же. Я — Эргон. Только Нилии не говори, — невесело хмыкнул он. — А то она примется с новой силой меня изводить.

Разговор друзей умолк, а мысли было не остановить. Угрюмо прижавшись спинами друг к другу, они молча дожили до утра, делая вид, что спали.

Холод пустынной ночи наконец сменило утро. Солнце пригревало, и потеплело не только в воздухе, но и на душе. Друзья въехали под сень леса, и словно оказались под крышей дома Рестама: стало и теплее, и уютнее, и в целом как-то спокойней. Армия едва распустивших листочки деревьев сомкнула свои зелёные ряды. Мхи и первые травки еще не полностью покрыли коврик из бурой пожухлой листвы. Глаза то и дело выхватывали яркие пятна первоцветов, и после однообразных зимних красок это вселяло необъяснимый, первобытный восторг. Ниов держался уверенно, хотя Авиту смутно казалось, что он понятия не имеет, в какой стороне Обитель. Лошади ковыляли по достаточно широкой тропе — шапки леса были высоко, так что друзья даже не спешились. Чуть придержав поводья, Авит пялился в клок пергамента, на котором была перерисованная карта. Ниова согрел вид первых весенних красот, но потом он вспомнил, что ему предстоит много тяжёлых встреч и разговоров, и снова впал в какую-то апатию.