Я открыл кабину и полез внутрь. Буквально полез, чтобы попасть туда пришлось карабкаться по ступеньке, кабина как у КАМАЗа, если говорить про высоту. Кабина была достаточно просторной, угловатой и утеплённой.

Две двери впереди, одна позади. Два кресла спереди, позади зона, где кресла были повернуты как в автобусе, лицом друг к другу. Там даже был небольшой откидной столик. Эдакое купе. В целом транспорт компактный, но крутой. Надеюсь, двигатель не жрёт соляру как крейсер на марше.

Вставил ключ, повернул. Результата не было, приборная панель даже не зажглась.

— Глухо как в танке, — с разочарованием сказал я. — С другой стороны, они же на нём до этого места доехали сюда, верно?

— Открывай капот, — предложил Проводник. — Наверное от пустого стояния на месте аккумулятор сел. Снимем, попробуем подзарядить от снегохода на холостых.

— А ампераж и вольтаж?

— Тут я помогу, — с некоторой гордостью влез в разговор Кипп. — Соединение не к основным клеммам, а к промежуточным на часть банок. Что? Я читал много книг в свободное от попыток не сдохнуть время.

— Будет здорово, если мы эту бандуру запустим, — я стал спускаться из кабины и чувствовал себя как Винни Пух из советского мультфильма, который лазал по деревьям и иной раз с них с шумом падал. — Доедем с ветерком. Ну и кстати, тут есть посуда и даже мангал, остатки пищи. Короче, геологов жалко… не знаю уж, что они там не поделили. Дело прошлое. Главное, чтобы у нас всё срослось. Отогреем Вадима… Думаю, на войну он тоже не поедет. Его бы сначала подкормить.

'Во тьме ночной все тяжелей дорога,

Хотя совсем недавно я в пути.

Куда иду, спросить бы мне у Бога,

И загорятся ли опять огни?'

О. В. Бердслей

— Что ты делаешь? — сквозь ветер спросил меня Кипп.

— Как что, Киппыч? — я орудовал киркой и лопатой. Рядом был и мой топор, но его марать мне не приходилось. Лопата была всё та же, для зерна и тем не менее дело двигалось и прямоугольная яма глубиной «на штык» уже была готова.

— Могилу копаю, одну на двоих.

— Нафига?

Мы находились в ветровой тени здания и даже там ветер бушевал серьёзно.

— Там лежат два трупа, которых, согласно их документам, зовут Евгений Давидович Шамей и Владимир Бондаренко, отчество не читается.

— Ну? Эти придурки убили друг друга.

— Я не стану спорить с тем, кто они такие, — я работал меланхолично и неспешно. Когда копаешь могилу, спешить не следует. Сейчас, например, сменил кирку на лопату. — Вообще ни о чём не стану спорить. Но… Иногда живых характеризует отношение к мёртвым.

— Ну, культура-шмультура… Если так важно их похоронить, то давай соберём всех вместе, скажем пару неискренних слов и…

— В шкаф положим? — я снова сменил лопату на кирку. — В несгораемый шкаф я их уже положил, он будет их гробом. Довольно тесным гробом, но ничего. В смерти они найдут взаимную любовь.

— Ну, а нафига могилу копать?

— Потому что такова традиция.

— Ты тот ещё приверженец традиций. Наверняка нарушил закон чуть ли не в первый день после Катаклизма?

— Ага. Угнал машину, перевёз труп. Да брось ты так смотреть. Я же этот труп и хоронил. У меня особенные отношения в покойным. Можно сказать, негласная договоренность…

— Давай я тебе хотя бы помогу, Странник. Но знай, я против этой бессмысленной траты сил.

Кипп взял лопату и выкидывал из будущей могилы получившиеся комья. Я махал киркой, откалывая окаменелые куски грунта.

— Знаешь, — продолжил я, — Покойники не являются мне во сне. Даже те, кого я сделал таковыми, Кипп. Больше скажу, в глубине души, когда я вижу людей, думаю… чего ты ерепенишься, приятель, мне ж тебя хоронить и в твоих интересах, чтобы я не плюнул на гроб?

— И меня?

— Не знаю… Раз уж мы тут вдвоём, я хочу приоткрыть тебе следующую страницу своего плана. Мы спасли Диджея, поместим его в карантин в нашей колонии. Встретимся с Денисом и Кабыром, если они не померли от вируса.

— А ты оптимист.

— А то… И поедем мочить ордынцев.

— Мы… То есть, я тоже?

— Не знаю. Я тебя зову, а согласишься ли ты… Ты убийца, Кипп.

— Ты тоже, Странник.

— О да, ещё и какой… Есть такая байка, что в министерстве внутренних дел СССР был дедок, с которым первыми здоровались все, приветливые были… Все, включая самого министра. За что такое внимание, спросишь ты? Он приводил в исполнение немедленные приговоры в те времена, когда МВД назывался НКВД и расстрелял десять тысяч человек или поболе. Само собой, это байка, и никто не знает, правда ли это.