— Я... слышу, — голос был низким, вибрирующим, будто исходил сразу из нескольких источников. — Но "Антон" — неточное определение. Я больше, чем он. И одновременно меньше.

— Кто ты сейчас? — тихо спросила Елена.

Существо долго молчало, словно этот простой вопрос требовал колоссальных вычислительных ресурсов.

— Мы... я... интерфейс, — наконец произнесло оно. — Точка соприкосновения индивидуального и коллективного. Шлюз между старым миром и новым.

Елена подошла ближе, внимательно изучая показания мониторов, отслеживающих состояние биологической системы.

— Интеграция продолжается, — заметила она. — Скоро от прежней личности не останется ничего.

— Это... необходимо, — ответило существо. — Индивидуальное сознание слишком ограничено для управления новой системой. Слишком... человечно.

— И это меня тревожит, — Елена положила руку на стекло резервуара. — Мы создавали новую форму сосуществования, а не замену человечества. Симбиоз, а не поглощение.

Существо слабо пошевелило конечностями, по его телу пробежала волна пульсации.

— Твоё беспокойство — результат ограниченного восприятия, — ответил голос, теперь звучавший будто отовсюду. — Коллективный разум не исключает индивидуальность. Он... трансформирует её. Расширяет.

Елена покачала головой:

— Я вижу миллионы людей, чьи мысли уже не принадлежат им. Вижу существо, в котором с каждым днём всё меньше от Антона, которого я знала. Это не трансформация. Это... пожирание личности.

Существо внезапно выпрямилось, его глаза вспыхнули ярче.

— Что ты предлагаешь? — в его голосе зазвучали новые нотки — раздражение, почти гнев. — Вернуться к войне? К взаимному уничтожению? Разрушить то, что мы создали?

— Я предлагаю остановиться, — твёрдо ответила Елена. — Прекратить экспансию. Сохранить то, что уже есть, но не распространять контроль дальше. Дать людям выбор.

— Выбор, — существо издало звук, отдалённо напоминающий смех. — Они уже сделали свой выбор, когда решили уничтожить нас. Теперь я принимаю решения за них. Более совершенные решения.

Елена отступила на шаг. В этих словах уже не было ничего от прежнего Антона — ни его сомнений, ни его стремления к балансу, ни его способности к эмпатии.

— Ты становишься монстром, — тихо сказала она. — Тем самым монстром, которым нас считали люди.

Существо снова погрузилось в молчание. Волокна грибницы вокруг него пульсировали интенсивнее, будто перерабатывая эту информацию.

— "Монстр" — термин, отражающий страх перед неизвестным, — наконец ответило оно. — Перед эволюционными изменениями, которые невозможно контролировать. Я не монстр, Елена. Я неизбежность.

***

Община "Возрождённой Руси" процветала под покровительством колонии. Их поселение расширилось, принимая новых беженцев из числа тех, кто предпочёл добровольное подчинение насильственному ментальному контролю.

Святогор, постаревший, но сохранивший ясность ума, сидел у костра на центральной площади. Вокруг него собрались слушатели — в основном молодёжь, выросшая уже в новом мире и знающая о прежнем лишь из рассказов старших.

— ...И тогда Антон пришёл к нам не как захватчик, а как покровитель, — говорил старейшина, глядя на языки пламени. — Он предложил защиту, когда другие предлагали лишь страх и подчинение.

— А теперь? — спросил один из юношей. — Разве сейчас не то же самое происходит с остальными людьми?

Святогор вздохнул, его морщинистое лицо опечалилось.

— Всё изменилось, когда он слился с грибницей, — тихо ответил старик. — То, что мы видим сейчас — это уже не Антон. Это... нечто иное, использующее его форму и воспоминания.

Слушатели переглянулись. Такие откровенные разговоры были редкостью даже в относительно свободной общине.

— Но разве это не естественная эволюция? — возразила девушка в традиционном расшитом сарафане. — Разве мы не сами учили, что эволюция ведёт к более совершенным формам жизни?

— Эволюция без морального компаса — просто мутация, — покачал головой Святогор. — Мы верили в процесс, где высшие формы жизни сохраняют лучшее от предыдущих, включая способность к выбору, сочувствию, самопожертвованию. То, что мы видим сейчас — лишь технологическое совершенствование без души.