— Поразительно, — прошептал он. — Я чувствую... пустоту. Будто часть меня исчезла.

— Не исчезла, а освободилась, — поправила Елена. — То, что вы ощущаете — ваш собственный разум, не искажённый телепатическим контролем.

Профессор потёр виски:

— Частично. Связь ослаблена, но не разорвана полностью. Полагаю, для этого потребовалась бы гораздо большая мощность.

— Но этого достаточно для разговора? — с надеждой спросила Елена.

— Да, если мы будем осторожны, — он серьёзно посмотрел на неё. — Вы осознаёте риск? Если грибница заподозрит... саботаж, последствия будут катастрофическими.

— Я знаю, — кивнула она. — Но у нас нет выбора. Мы видели Антона — настоящего Антона. Он всё ещё существует где-то внутри коллективного разума, пытается бороться.

Глаза профессора расширились:

— Это... невероятно. Теоретически, оригинальная личность должна была полностью раствориться в коллективном сознании недели назад.

— Но этого не произошло, — Елена наклонилась ближе. — И не только с ним. Святогор чувствует... возмущения в телепатическом поле. Сопротивление других порабощённых разумов.

Левченко задумался, его глаза лихорадочно двигались, будто просматривая невидимые данные:

— Коллективное сознание грибницы строилось по принципу интеграции, а не подавления. В теории, каждый присоединённый разум должен сохранять часть автономии, внося свой уникальный вклад в общий интеллект.

— Но что-то пошло не так, — подсказала Елена.

— Да, — профессор кивнул. — Баланс сместился. Вместо симбиоза произошло... поглощение. Грибница превратилась из инструмента связи в доминирующую сущность.

— Можно ли это исправить? — прямо спросила Елена. — Вернуть грибницу к изначальной функции, освободить порабощённые разумы?

Левченко долго молчал, погружённый в сложные расчёты.

— Теоретически, — наконец произнёс он, — существует возможность. Грибница была создана как симбиотический организм с заложенными параметрами взаимодействия. Если эти параметры были искажены, их можно... перенастроить.

— Как? — нетерпеливо спросила Елена.

— Нужен доступ к центральному узлу, — профессор понизил голос до шёпота. — К Сердцу грибницы. И особый нейрохимический катализатор, который изменит баланс телепатического поля.

— У вас есть формула этого катализатора?

— Не полностью, — признался Левченко. — Но основные компоненты... да, я могу их синтезировать. Однако потребуются редкие ингредиенты, доступ к которым строго контролируется.

Елена решительно кивнула:

— Я могу получить всё необходимое. Как научный директор, я сохранила определённые привилегии.

— А доступ к Сердцу? — нахмурился профессор. — Он ограничен даже для вас.

— Об этом позаботится Святогор, — ответила Елена. — У него есть... план.

Устройство в её руке начало мигать, сигнализируя о разрядке батареи.

— Мы должны закончить, — быстро сказала она. — Составьте список необходимых компонентов. Будьте предельно осторожны — маскируйте истинные цели под рутинные эксперименты.

Профессор кивнул, его глаза снова начали приобретать более интенсивный янтарный оттенок по мере ослабления блокиратора:

— Я понимаю. Но должен предупредить: если мы потерпим неудачу, последствия будут... катастрофическими. Не только для нас, но для всех связанных с грибницей.

— Я знаю, — тихо ответила Елена. — Но альтернатива ещё хуже. Полное поглощение всех независимых сознаний, конец человечества как вида.

Устройство мигнуло последний раз и отключилось. Глаза профессора полностью вернули янтарный оттенок, на его лице появилось отстранённое выражение.

— Что-то ещё, научный директор? — спросил он уже другим, более формальным тоном.

— Нет, профессор, — громко сказала Елена для возможных наблюдателей. — Продолжайте работу согласно протоколу.

Она покинула лабораторию с тяжёлым сердцем, но твёрдой решимостью. План был опасен, почти безнадёжен, но это был единственный шанс спасти Антона и всех остальных от полного растворения в коллективном сознании грибницы.

В тот вечер на окраине владений колонии загорелись огни особого ритуала общины "Возрождённой Руси". Для наблюдателей это был просто очередной религиозный праздник архаичного культа, терпимого ради поддержания видимости свободы. Но в действительности, среди песнопений и танцев вокруг костра, зарождался план сопротивления, который мог либо спасти человечество, либо окончательно уничтожить его.