Шрифт:
— Люди не изменились, — произнёс он наконец. — Апокалипсис не сделал их лучше. Не заставил задуматься о новых формах сосуществования.
— Не все люди такие, — возразил Святогор. — Наша община...
— Ваша община — исключение, — перебил его Антон. — Вы изначально искали новый путь, даже до катастрофы. Большинство же... просто хочет вернуть старый мир, со всеми его пороками и несправедливостями.
Он повернулся к Совету:
— Мы пригласим министра на разговор. Потребуем объяснений и выдачи виновных. Но я уже знаю, что услышу оправдания, двусмысленности и завуалированные угрозы.
***
Встреча с министром подтвердила худшие опасения Антона. Бывший политик выражал формальные сожаления о "прискорбном инциденте", но между строк ясно читалось отсутствие реального раскаяния.
— Мои люди обучены реагировать на угрозы, — говорил он с ледяным спокойствием. — А ваши... существа выглядят угрожающе для нормального человека.
— "Нормального"? — переспросил Антон. — Вы определяете нормальность по внешности?
— Я определяю её по генетической идентичности с homo sapiens, — отрезал министр. — Всё остальное — мутации, вызванные вирусом. Аберрации, которые необходимо изучить и, возможно, исправить.
Эта фраза окончательно выдала истинные намерения группы. Они видели в эволюционировавших существах не новую форму жизни, имеющую право на существование, а ошибку природы, требующую "исправления".
— Думаю, нам нужно пересмотреть условия вашего пребывания на нашей территории, — холодно сказал Антон. — До выяснения всех обстоятельств инцидента и уточнения ваших долгосрочных планов.
Министр поднялся, его лицо приобрело жёсткое выражение:
— Вы не понимаете своего положения. Мы не просто группа беженцев. Мы представляем законную власть, сохранившую преемственность от прежнего правительства. У нас есть ресурсы, оружие, технологии. И самое главное — у нас есть план восстановления контроля над территорией.
— Контроля, — медленно повторил Антон. — Вот что для вас действительно важно. Не симбиоз, не новые формы сосуществования. Просто власть.
— Власть — это инструмент наведения порядка, — отрезал министр. — А порядок необходим для выживания человечества. Настоящего человечества, а не... мутировавших форм.
Когда министр покинул зал, Антон остался один. Внутри него бушевали эмоции, которые он не испытывал с тех пор, как восстановил контроль над своим разумом и грибницей. Разочарование, гнев, горечь — всё то, что он считал преодолённым в ходе своей эволюции.
В тот вечер он поднялся на крышу комплекса. Холодный ветер трепал его одежду, но он не чувствовал дискомфорта — его трансформированное тело было устойчиво к таким мелочам, как перепады температуры.
Елена нашла его там, неподвижно стоящего у края крыши.
— О чём ты думаешь? — тихо спросила она.
— О человеческой природе, — ответил Антон, не оборачиваясь. — О том, что она, похоже, неизменна. Даже апокалипсис не смог её трансформировать. Жадность, эгоизм, жажда власти, страх перед иным...
— Ты говоришь о министре и его группе. Но не все люди такие.
— Не все, — согласился он. — Но большинство. И что хуже всего — именно такие, как он, занимают позиции власти. Именно они определяют ход истории.
Елена подошла ближе:
— Что ты собираешься делать?
Антон долго молчал, глядя на огни колонии внизу. Наконец он произнёс:
— Я не знаю. Часть меня хочет использовать грибницу именно так, как они боятся. Взять их разумы под контроль. Показать им, каково это — быть лишённым воли, быть просто инструментом.
— Но ты не сделаешь этого, — тихо сказала она. — Потому что ты не такой.
— Не такой? — он повернулся к ней, и в его глазах мелькнуло что-то от прежнего янтарного огня. — Я не человек, Елена. И не зомби. Я нечто иное. Эволюционировавшее. И кто знает, куда ведёт эта эволюция?
Она смело встретила его взгляд:
— Эволюция ведёт туда, куда мы направляем её своими выборами. Ты сам говорил это. Мы не жертвы наших генов или инстинктов. Мы — результат наших решений.