Стоит сказать, что при выполнении первого плана энтузиазм недичевского правительства и его уверенность в том, что эти меры действительно необходимы для спасения от голодной смерти сербского городского населения и беженцев, были подогреты немецким обещанием не вывозить в 1942 г. продукты питания из Сербии, за исключением продуктов переработки масличных культур. Это обещание действительно было реальным, о необходимости отказаться от вывоза из Сербии продуктов питания в 1942 г. в связи с тяжелейшей ситуацией писал в своем служебном докладе сам Ф. Нойхаузен [120] . В начале июля 1942 г. Ф. Нойхаузен пообещал М. Недичу оставить зерно, выращенное на территории Сербии для голодавшего сербского городского населения и многочисленных беженцев. Поставки зерна предполагались лишь для обеспечения военнослужащих вермахта, СС дивизии «Принц Евгений», немецкой полиции, организации Тодта, комендатур, а также Русского корпуса. Болгарские оккупационные силы, размещенные в Восточной Сербии, кроме сена, соломы, картофеля и овощей, всю провизию получали из Болгарии. Поставки продовольствия в рейх предполагались только из богатых сельскохозяйственных территорий Баната, откуда вывоз продовольствия в Сербию был запрещен и потому не имел столь большого значения для обеспечения голодавших в Сербии. Опираясь на эти заверения, 2 августа 1942 г. М. Недич обратился к сербским крестьянам с призывом сдавать зерно по фиксированным ценам для спасения жизней сербских беженцев и голодавших горожан. Особое место в его речи заняло обязательство (базировавшееся на обещании Нойхаузена) не вывозить зерно из страны. Однако на проведенном Г. Герингом в августе 1942 г. совещании представителей по четырехлетнему плану были пересмотрены ранее принятые обязательства и принято решение о вывозе из Сербии зерна в количестве 100 000 тонн. [121] В конце августа 1942 г. немцы начали проводить насильственный выкуп зерна силами полевой жандармерии, прибегая к крайним мерам: взятию заложников из числа «авторитетных крестьян», изъятию семфонда, запрету на вывоз зерна в город до полного выполнения закупочного плана. Чтобы понять масштабы немецких требований, стоит привести цифры из меморандума М. Недича, который указывал на то, что полный объем урожая в Сербии в 1942 г. составил 24 тыс. вагонов пшеницы и 45 тыс. вагонов кукурузы. Немцы же требовали вывезти 9 тыс. вагонов пшеницы и 38,4 тыс. вагонов кукурузы. Страна была поставлена на грань голода, явления для плодородной Сербии мало знакомого. Все это вызвало у М. Недича гневную реакцию и заявление об отставке. Уже 13 августа 1942 г. М. Недич объявил своим министрам, что далее не в силах исполнять обязанности главы правительства, проинформировав об этом и немецкие власти [122] . Немцам пришлось пойти на компромисс, который их в значительной степени устроил, – сербские власти получили возможность сами заниматься сбором зерна для репараций (что позволяло четко сохранить границу между семфондом и зерном для голодавших и излишками, которые можно было изымать, т. е. «выкупать по фиксированным ценам»). Была проведена определенная рассрочка вывоза зерна, что помогло предотвратить угрозу голода и стабилизировать снабжение городской бедноты и беженцев, находившихся в тяжелейших условиях. В конечном счете, немцам так и не удалось получить все объемы зерновых, которые они надеялись вывезти из Сербии. В результате всех этих хаотических действий авторитет недичевского режима, и без того невысокий в глазах населения, еще более упал. В 1943 г. немцы вновь пытались задействовать свою полевую жандармерию и комендатуры для насильственного выкупа, однако более эти мероприятия не проводились в столь агрессивной форме, как в 1942 г. Кроме зерна для нужд оккупационного аппарата и для вывоза в Германию, сербские власти предоставляли оккупантам и другие пищевые продукты: животные жиры, скот, яйца, овощи, алкогольные напитки [123] .

Сербский крестьянин на митинге – воплощение идеологических штампов недичевской Сербии

Столь же сложная ситуация, как в сельском хозяйстве, сложилась и в промышленности. Промышленное производство Сербии немцы после оккупации не рассматривали как серьезное подспорье. Речь шла о вывозе в Германию пригодного к употреблению оборудования иностранного производства при сокращении местных фабричных мощностей [124] . В результате к концу 1941 г. значительная часть машин и станков оказалась вывезенной. Исключение составляли лишь местные фабрики, занимавшиеся первичной переработкой сырья. Эти фабрики, принадлежавшие до войны английским, французским и бельгийским компаниям, перешли теперь в собственность или под управление крупных немецких фирм: «Пройсаг», «Мансфельд», «Крупп», «Шахтолитейное производство – Оберунг», «Герман Геринг», «Магнезит Юго-Восток – Берлин», «Асбест-цемент – Берлин», «Поссехел – Гамбург»… Переориентация рабочей силы и энергоснабжения на предприятия по переработке сырья приводили к затруднениям в работе местной легкой промышленности, служившей для нужд местного населения. Потребности населения в одежде и обуви могли удовлетворяться крайне ограниченно в результате падения оборотов международной и межрегиональной торговли, а также сокращения объемов сырья, производимого собственным сельским хозяйством Сербии. В результате пришлось вводить ограничения свободной торговли одеждой и обувью. Существовали значительные проблемы и в области эксплуатации шахт. К ним относились как нехватка квалифицированных рабочих, так и специфический для Сербии дефицит древесины хвойных пород и дуба, использовавшейхся в то время в качестве крепежного материала. Довоенные поставки с территории бановины Хорватии были затруднены. Все это вело не только к сокращению производства металлов (необходимых в большей мере для немцев), но и к уменьшению количества топлива, необходимого не только для отопления, но и для приготовления пищи. Это также привело к резким ограничениям на свободную продажу различного твердого топлива, что особенно остро чувствовалось в зимний период. В 1941 г. немцы были вынуждены ввезти в Сербию (имевшую значительные запасы угля) уголь из Германии, Хорватии, Болгарии и Румынии, который, в основном, использовался для железных дорог, электростанций и нужд оккупационного аппарата.

Население Сербии подвергалось пропагандистской обработке, основанной на популизме и демагогии

С 1942 г. местные сербские власти стали важным подспорьем для немецкого оккупационного аппарата. С другой стороны, стал очевидным факт, что война не будет закончена в ближайшее время. Сербские власти должны были обеспечить рабочую силу для «возрождения» промышленности в Сербии. Эта первостепенная задача решалась мерами внеэкономического принуждения. Рабочие потеряли право покидать рабочие места и фактически были переведены в категорию мобилизованных. Так как денежные выплаты не давали им возможности оплатить ежедневные расходы, единственным источником их существования стали ограниченные объемы продовольствия, которые продавались им по фиксированным ценам (ниже уровня рыночных). Кроме рабочих, часть трудовой силы удавалось обеспечить с помощью Обязательной трудовой службы (ОТС) – организации, созданной недичевским аппаратом в качестве замены обязательной воинской службы. Так как служба в СДК и СГС была добровольной, каждый молодой человек, подлежавший по довоенному законодательству службе в армии, но не служивший, был обязан прослужить несколько месяцев в Обязательной трудовой службе, работая за небольшое фиксированное вознаграждение в сельском хозяйстве, на фабрике, в шахте или в качестве трудового мигранта на предприятиях в Германии. Профессиональные рабочие с довоенным стажем составляли большинство на добывающих и перерабатывающих сырье предприятиях, а также в промышленных производствах. Например, в 1942 г. на руднике оловянных и цинковых руд Трепча работали 70 % профессиональных рабочих, 17 % выполняли трудовую повинность в рамках трудовой службы, 13 % были военнопленными [125] .

Кроме поставок сырья и продовольствия, Сербия была вынуждена и напрямую финансировать немецкий оккупационный аппарат. Шаги к нормализации денежного обращения были предприняты вскоре после оккупации Сербии. Первым таким шагом стала замена югославского динара новым платежным средством – сербским динаром. Сначала в оборот были пущены напечатанные старые банкноты, а потом в обращении появились банкноты и монеты нового, недичевского правительства. Замена югославского динара сербским помогла защитить рынок Сербии от потока югославских динаров, которые оказались на оставшихся за границей территориях Югославии, где новые венгерские, болгарские и итальянские оккупационные власти провели лишь ограниченный обмен. По данным вышеупомянутого меморандума М. Недича, в сентябре 1942 г. немецкой стороне в качестве компенсации за расходы на оккупацию Сербии было выплачено около 255 миллионов динаров, 100 миллионов непосредственно на размещение войск, из сербского бюджета финансировалось и формирование СС дивизии «Принц Евгений» – 200 миллионов динаров, а также расходы на создание Русского корпуса – 250 миллионов динаров. Так как некоторые из этих выплат выделялись несколько раз в течение года, за весь 1942 г. Сербия, по оценкам М. Недича, была вынуждена передать немцам 4–5 миллиардов динаров общих оккупационных выплат [126] . Требовались объемные выплаты и на содержание самого недичевского аппарата, что также приводило к увеличению эмиссии. В результате объем денежной массы в обращении постоянно возрастал, все более теряя связь с реальным наполнением рынка товарами. В 1941 г. денежная масса Сербии составляла 8 443 миллионов динаров, в 1942 г. – 16 243 миллионов динаров, в 1943—25 623 миллионов динаров, в 1944 г. – 49 249 миллионов динаров! [127] Это, конечно же, вело к инфляции, а наличие фиксированных цен в таких условиях – к бурному росту черного рынка и повальным дефицитам. К лету 1942 г. даже фиксированные цены возросли по сравнению с довоенными на 100–200 %, а цены на черном рынке на 600–700 %; к концу 1943 г. фиксированные цены превосходили довоенные на 300–400 %, а рыночные – на 1400–1600 %! [128] К неудачным попыткам укрепить курс динара стоит отнести запрет на владение иностранными акциями и валютой, которые рекомендовалось сдать в Сербский народный банк по фиксированным (заниженным) курсам, прописанным немцами. Не смогла решить проблему постоянной инфляции и международная торговая деятельность недичевского правительства. Сербский экспорт в Германию не приводил к росту импорта из Германии. Из рейха в Сербию поступало незначительное число химикатов и медикаментов, необходимых в основном для существования самого оккупационного аппарата или предприятий, чья деятельность была необходима для немцев. В то же время в торговых отношениях с другими странами «Новой Европы» определенный торговый паритет все же наблюдался, хотя и тут речь шла о ввозе в Сербию товаров, важных для самих немцев: строительный лес, цемент, дрова и т. д.

Не ограничиваясь эксплуатацией продуктовых, сырьевых, индустриальных и финансовых ресурсов, немцы прибегали и к эксплуатации трудовых ресурсов Сербии. С июня 1941 г. началась активная вербовка рабочих в Германию. На работы в Германию приглашались квалифицированные и неквалифицированные рабочие обоего пола, совершеннолетние или несовершеннолетние (старше 16 лет) в случае, если они следовали с родителями. Трудовой день совершеннолетнего рабочего длился 10 часов, причем из собственных средств он был должен заплатить за проживание и питание. После отчисления соответствующих процентов в различные страховые фонда и за пересылку денег семья неквалифицированного рабочего в Сербии могла получить от своего кормильца около 17 рейхсмарок в неделю. В случае, если речь шла о квалифицированном рабочем, его семья в месяц могла получить до 100 рейхсмарок, а с 1943 г. – до 150 рейхсмарок. Обратный билет на проезд в Германию, а также билет для поездки на родину во время ежегодного отпуска оплачивался по условиям контракта немецким работодателем. Условия работы в Германии были крайне тяжелыми, питание скудным, условия проживания неудовлетворительными. Это приводило к тому, что значительная часть работавших в Германии сербских рабочих возвращалась на родину и не продолжала ежегодного контракта. Послевоенная сербская историография пришла к выводу, что на работы в Германию выезжали около 100 000 рабочих, причем на конец 1943 г. в Германии работали 80 000 наемных сербских рабочих, при вербовке которых, по мнению ведущего сербского исследователя этой темы Д. Алексича, неизменно соблюдался принцип добровольности. Эта цифра выглядит весьма внушительной по сравнению с цифрой в 200 000 военнопленных из Сербии, безвозмездно работавших в то время на предприятиях Третьего рейха [129] . На фабриках и полях Третьего рейха трудилась также часть сербской молодежи, отрабатывавшей обязательную шестимесячную трудовую повинность в ОТС. Стоит отметить, что в 1942 г. на рабочих местах (без учета сельского хозяйства) в Сербии трудились около 160 тысяч, а в 1942 г. – около 176 тысяч человек, при этом половина из них также работали на предприятиях, которые непосредственно контролировали немцы. При этом на рудодобывающих предприятиях в то же время работали около 25 тысяч рабочих, а на промышленных предприятиях – 55 тысяч [130] .

В таких условиях жесткой немецкой оккупации Сербии роль режима М. Недича была достаточно однозначной. Все мероприятия оккупантов, направленные на эксплуатацию рабочей силы, промышленных, сырьевых или сельскохозяйственных ресурсов Сербии, проводились с опорой на недичевский оккупационный аппарат. Причем этот аппарат организовывал не только сам процесс эксплуатации, но и осуществлял необходимую пропагандистскую поддержку, помогал решать вопросы безопасности и подавления саботажа. В то же время общее направление действий недичевского правительства было нацелено на смягчение требований немцев, на возможную безболезненность их мер для населения. Проводимая М. Недичем политика сводилась к тому, чтобы минимизировать ущерб для сербов от оккупации и сократить число прямых немецких репрессий. Конечно, такая политика способствовала стабилизации (а значит, и укреплению) оккупационного режима. Однако, с другой стороны, нельзя не отметить, что эта же политика вела к сохранению жизни сербов, и без того оказавшихся на пути биологического истребления в других частях оккупированной Югославии.

В результате раздела территории Югославии после поражения в Апрельской войне значительная часть сербов, живших вне территории административной оккупационной территории Сербии, оказалась в крайне невыносимых условиях. Большинство югославов, убитых в 1941–1945 гг., пали от рук собственных сограждан. Стоит отметить, что сами немцы в ходе военных действий, бомбардировок и антипартизанских мероприятий убили около 125 тысяч югославов, кроме того, немцы уничтожили около 65 тысяч евреев с территории Македонии, Сербии и Словении (евреев из Боснии и Хорватии убивали представители администрации НГХ). В то же время на территории «независимой Хорватии» (Хорватия и Босния) хорватами и боснийскими мусульманами были убиты сотни тысяч сербов (современная хорватская историография утверждает, что число сербских жертв можно оценить в 320 тысяч, в то время как югославская социалистическая и современная сербская историография оценивают число погибших в 600–700 тыс. человек. На сегодняшний день хорватским исследователям крупнейшего (но не единственного) лагеря НГХ Ясеновац достоверно известны имена 45 923 сербов (20 569 мужчин, 12 765 женщин, 12 589 детей до 14 лет обоего пола), а также других жертв НГХ (16 045 цыган, 12 865 евреев, 4197 хорватов, 1113 мусульман), убитых в этом лагере. Согласно данным, приведенным на установленной в нынешнее время в лагере Ясеновац мемориальной стеле, в лагере погибли 700 000 человек, большая часть которых были сербами. Подсчет числа жертв затруднен тем, что в документированных списках приведены лишь убитые в «официальном порядке» в лагерях, в то время как сербские жертвы, погибшие при налетах «диких усташей» в 1941 г., не поддаются точной оценке. Значительное число сербских жертв «самоинициативных» погромов 1941 г. пали от рук хорватских и мусульманских усташей в Боснии и Герцеговине. Крайне жестоким было и поведение венгерских оккупантов в оккупированных областях Воеводины. Только за 3 дня, 21–23 января 1942 г., ими были убиты около 4500 жителей Нови-Сада и окольных сел. В первую очередь венгерские, албанские и болгарские власти изгоняли с оккупированных территорий представителей сербской провинциальной интеллигенции, чиновничества, а также семьи добровольцев – участников Первой мировой войны [131] .

Большинство югославов, убитых в 1941–1945 гг., пали от рук собственных сограждан

Сравнительно спокойнее была жизнь сербского населения Черногории, где после итальянской оккупации лидеры местных прохорватских сепаратистов попытались 12 июля 1941 г. провозгласить расторжение государственного союза с Сербией. В ответ вспыхнуло известное восстание 13 июля партизан и просербских националистов (четников). Итальянские военные, испуганные размахом восстания, заперлись в нескольких гарнизонах и самоустранились. Повстанцы контролировали большую часть страны. Сначала местные националисты (их лидер – Бая Станишич) и партизаны действовали заодно. Но затем партизаны в подконтрольных им районах стали проводить политику, которую даже КПЮ позже охарактеризовала как левый уклон: строили колхозы, расстреливали «попов» и «кулаков». В результате четники стали выступать против этого движения и пошли на договоренность с итальянцами, объединившись с которыми, они изгнали партизан из Черногории. После этого четники получили статус «добровольной милиции», а итальянская оккупационная власть оперлась на представителей довоенной черногорской буржуазной элиты, занимавшей осторожные позиции, далекие от антисербской политики. Наиболее отчаянный сторонник антисербского курса в черногорской политике С. Дрлевич был изгнан главой итальянской оккупационной власти П. Бироли из Черногории. Вскоре С. Дрлевич оказался при дворе А. Павелича в Загребе, где с удвоенной яростью продолжил заниматься антисербской публицистикой, но прямого влияния на события в Черногории он больше оказывать не мог [132] .