Крош вдруг зашипел. Я замер, прислушиваясь. Из-за ближайших дверей доносилось шарканье, стук и знакомое «Уэ-э, уэ-э». По всей вероятности, там были бездушные.

Интересно, могут ли они издохнуть от голода?

— Идем тихо, — прошептал я и повторил, когда Дитрих невольно застонал: — Очень тихо!

Но Керстин все равно ахнула, увидев следующий номер через приоткрытую дверь. Пол там был весь в крови, и лицом вниз лежал чей-то облепленный мухами труп. Он уже разложился, тянуло падалью.

— Это… это… номер Ингрид! — испуганно пробормотала Керстин. — Мы с ней вместе сюда летели.

— Не думайте сейчас об этом, — оборвал ее я. — Сосредоточьтесь на Дитрихе.

Наконец мы добрались до холла с панорамными окнами. Роскошь, но заброшенная — окна заколочены, завалены креслами-шкафами-диванами так, что свет еле пробивается. Похоже, кто-то пытался забаррикадироваться…

— Однозначно, тут есть выжившие, — констатировал факт я.

Стоило пересечь холл и добраться до коридора к восточному крылу, как мы уткнулись в баррикаду! Настоящую, из мебели, металла и колючей проволоки. И за ней кто-то был.

— Стоять! — раздался властный голос. Говорили по-английски, но, кажется, с французским акцентом. — Кто такие?

В просвете между нагромождениями мелькнуло дуло дробовика, а потом лицо немолодого чернокожего мужчины.

Анри Ренар, 49 лет

Активная одушевленная оболочка: 100%.

Ничего себе! Человек с ружьем — и не претендент? Как такое может быть? Я поднял руку и спокойно ответил:

— Мы живые. У нас раненый, ему срочно нужна помощь.

— Сколько вас?

— Трое. И котенок, — сказал я, кивнув на Кроша.

Котенок выступил вперед, словно понимая, что речь идет о нем, но мужик его проигнорировал. Всмотрелся в нас, особенно в Дитриха, напрягся, спросил:

— Что с ним?

— Ожог бедра от кислотного плевка зомби. Проело глубоко, началось заражение. Нужны антибиотики.

— Кислотный плевок? — недоуменно пробормотал он. — Мертвецы теперь и на такое способны?

— Вроде того, мы называем их тошноплюи, — сказал я, переводя на английский название зомби дословно.

— Эй, чувак! — крикнул он кому-то. — Позови доктора Рихтера! Срочно!

Потом снова обратился к нам:

— Оружие есть?

Я показал тесак.

— Только это.

— Положи на пол и отойди. И вообще все выкладывайте.

Бесполезно было спорить. Тут или подчиняться, или отступать. Решение надо принимать быстро. Я решил рискнуть. Опустил Дитриха, скрепя сердце выложил тесак, нож, остатки продуктов, флягу — все, что имел.

— Это все, — сказал я, отступая.

— Хорошо, — кивнул он. — Рэмис, открывай!

Часть баррикады отъехала, образуя проход. Появился седовласый мужчина с восточными чертами лица, в белой рубашке, сквозь которую просвечивали черные кольца волос и толстая золотая цепь. Ох и знакомый стиль у этого чувака! Знакомый и, можно сказать, родной.

Рамиз Гусейнович Алескеров, 63 года

Активная одушевленная оболочка: 100%.

Опа! И этот всего лишь оболочка. Где же претенденты и чистильщики?

— Проходите, — сказал он с таким акцентом, как если бы Мимино заговорил на ломаном английском. — Медленно. По одному.

— Сперва муж! — взмолилась Керстин. — Он умирает!

За спиной Рамиза появился высокий худощавый мужчина в очках и медицинском халате и парень, похожий на Джимми из мультика «Остров сокровищ», с раскладными носилками.

— Я доктор Рихтер, — представился длинный. — Это мой ассистент Бобби. Давайте не будем терять время.

И доктор, и его помощник были нулевками.

Они тут же унесли Дитриха, Керстин побежала следом. Я остался с седовласым.

— Русский? — неожиданно спросил он.

— Да, — удивился я и спросил, повторив произношение чернокожего, чтобы не светить умение видеть профили: — Ты тоже, Рэмис?

— Сам он Рэмис! — выругался седовласый. — Меня зовут Рамиз, я из Баку. Азербайджанец, хотя для этих… все мы русские. Давай проходи, гостем будешь.

Ага, значит не Мимино, а Рубик Хачикян, который «я тебе один умный вещь скажу, но ты не обижайся».