— Господа, вы знаете, что искать. Приступайте. Все, что заинтересует — тащите сюда.

Опять-таки — следователь сам должен проводить обыск, но полицейских привлекать для оказания помощи не возбраняется.

Долго искать не пришлось. Федор Смирнов сразу же вышел в сени и притащил оттуда охапку сушившейся валерианы, выкопанной прямо с корнями. То, что это именно это лекарственное растение, даже я понимаю. Цветки, хотя и пожухли, но еще сохраняют цвет, и запах характерный.

Спиридон Савушкин принялся открывать дверцы шкафов и буфета. Наконец, с нижней полки он вытащил штоф зеленого стекла, заполненный какой-то жидкостью.

— Открыть, ваше высокоблагородие? — поинтересовался городовой.

Я кивнул, а унтер вытащил пробку, сделанную из вощеной бумаги и в воздухе поплыл убойный запах валерианы.

— Закрывай, — махнул я рукой. Не дай бог поблизости ошивается какой-нибудь котяра — ошалеет, бедняга.

— Там еще бутыль, точно такая же, — сообщил Савушкин.

— Забирай и ее, — приказал я. Обратившись к понятым, сказал: — Господа, на ваших глазах было проведено изъятие валерианы лекарственной сушеной, в объеме… вернее, в весе… — Я запутался, думая — как же мне эту траву правильно вписать в протокол (то есть, в Акт обыска), но подсказала вдова мещанина:

— Туточки фунта два, не меньше.

— Спасибо, — поблагодарил я, вписывая в Акт наименование лекарственной травы и ее примерный вес. Два фунта — почти килограмм. Солидная заготовка. И куда ей столько?

С описанием настойки валерианы в штофах уже проблем не было. Нет, вру, чуть было не написал, что в штофе примерно 1 литр 200 граммов, но передумал. Пока это никому не надо. И туфли еще вписать. Можно даже указать, что они выданы добровольно.

— Прошу вас, господа, распишитесь, — попросил я понятых.

Пока оба оставляли свои автографы, решил, что для пользы дела попрошу преподавателя биологии из Мариинки (или какого-нибудь специалиста по травам или садам) дать мне официальное заключение в том, что это действительно растение валерианы. И настойка (или это что-то другое — наливка, раствор?), разлитая в штофы, тоже требует экспертной оценки. Это мне провизор из аптеки изладит. Или я попросту предъявлю свои улики сведущим людям и допрошу их как свидетелей, вот и все.

В принципе, сушеную траву и «готовое изделие» можно представить суду и так, без экспертизы, на основании собственных рассуждений, а если члены суда засомневаются, то пусть сами специалистов и вызывают. Но я должен поддерживать репутацию добросовестного следователя, педанта, потому все сделаю сам.

— Господа понятые, благодарю вас за службу и понимание, не смею больше задерживать, — обратился я к Куликову и Улиткиной. Посмотрев на Ангелину Михайлову, сказал: — А вы, уважаемая, арестованы по подозрению…

Я опять замялся, потому что пока не мог арестовать женщину по подозрению в убийстве, поэтому сформулировал так:

— … по подозрению в способствовании совершения самоубийства вашей невестки Михайловой Екатерины.

Ух ты, как я завернул-то! Сам половины не понял из того, что сказал. Поэтому, уточнил.

— Вы подозреваетесь в соучастии в самоубийстве.

Нет, опять не то. Но для ареста вполне достаточно, а дело я стану открывать по обвинению в убийстве. Вот так вот.

— Ангелина Никаноровна, собирайтесь. — кивнул я подозреваемой. Увидев, что понятая Улиткина так и топчется у дверей — видимо, любопытство заело, попросил: — Вы, голубушка, помогли бы соседке собраться. Белье там, юбку какую, тапочки, мыльно-рыльное.

— А… — в растерянности открыла рот вдова мещанина, но ей на помощь пришел Федор Смирнов — человек опытный в таких делах: — Давай-ка Глашка, я тебе подсказывать стану, а ты собирай. Не мне же в сундук лезть за бабскими тряпками? — Повернувшись ко мне, уточнил: — Мыльно-рыльное — это мыло с мочалкой?

— Оно самое, — без смущения подтвердил я. — Мыло, мочалку, полотенце, зубную щетку.

Чуть было не брякнул — пусть еще бритву с собой возьмет, но бритвами в этой эпохе женщины не пользуются. Впрочем, утверждать на сто процентов не стану — все может быть. А то, что я не видел, ни о чем не говорит.

— И поесть с собой пусть возьмет, — подал голос Савушкин. — Ангелина, ты же еще не обедала? А ужина у тебя сегодня не будет, только завтра, когда оформим. Хлеба бери, соль — обязательно, она потом в тюрьме пригодится, сахар и чай, если есть. Эх, жалко сала нет, не сезон. Но ничего, вечером чайник спроворим, кипятком тебя напоим, а уж на довольствие только завтра. Да, и теплое что-нибудь надо с собой брать. Кофту какую, платок теплый. Осень на носу, похолодает скоро. Неизвестно, сколько тебе сидеть.

Свекровь утопленницы продолжала сидеть, словно в прострации, поэтому соседка, вместе с городовыми принялись собирать ее в тюрьму. Вернее — в полицейский участок, где имеются камеры предварительного содержания. Потом я ее допрошу и стану думать — домой ли отпустить или отправить в тюрьму?

А вот это будет зависеть от того, что я услышу. Покамест я этой женщиной не слишком доволен. А заодно и собой. Ишь, артистка, разыгравшая убитую горем любящую свекровь. И я хорош — купился!

Что там они собрали, смотреть не стал, но получилось два узла. Тоже правильно. Вполне возможно, что отправится свекровь из участка прямо в тюрьму, а родственники пока далеко, передачку не скоро принесут, так что лучше подготовиться заранее. Проводить досмотр — не сунула ли соседка в узел с вещами напильник, чтобы перепилить решетку, веревочную лестницу или лопату, тоже не стану. Не мое это дело.