Алекс заметила, что лестницы опирались на согнутые спины коленопреклоненных скелетов.

В центре комнаты возвышались две женские статуи с закрытыми вуалями лицами, у ног которых свернулись каменные змеи. С их сцепленных рук свисала лампа, испускавшая мягкий синий свет. Неподалеку от статуй выпускник, одетый в черную с золотом мантию, которому предстояло исполнять роль верховного жреца, о чем-то совещался с коротко стриженным седоволосым мужчиной в наглухо застегнутой рубашке, аккуратно заправленной в отглаженные брюки цвета хаки, весьма походившим на очень строгого папашу.

Две облаченные в мантии фигуры внесли большой ящик – вряд ли то был диван из «Икеи» – и расположили его на полу между двумя медными символами – греческими буквами, спиралью расходящимися по мраморным плитам.

– Почему вы всеми силами стремитесь провести ритуал именно на этой неделе? – спросила Алекс Калисту, разглядывая ящик. Книжники с помощью лома уже поддевали крышку.

Обычно общества собирались в те дни, что выпали им по графику, лишь в редких случаях запрашивая особые разрешения, что неизменно влекло за собой пересмотр всего расписания. Однако в этот раз Книжники недвусмысленно дали понять – «Книге и змею» для ритуала нужен именно этот четверг.

– Это единственный день… – Калиста явно колебалась, разрываясь между чувством гордости и стремлением к осторожности. – У некоего генерал-полковника весьма плотный график.

– Ясно, – бросила Алекс, взглянув на мрачного мужчину с короткой стрижкой.

Она достала мелок, блокнот с записями и осторожно начала рисовать защитный круг, тщательно следя за тем, что делала. Алекс так сильно стискивала мел, что кусок раскололся надвое; пришлось использовать один из обломков. Конечно, она жутко нервничала, но не испытывала чувства паники, ощущения, что явилась на экзамен, ни разу даже не открыв при этом учебник. Алекс готовилась – просматривала записи, вновь и вновь вычерчивала символы в уютном полумраке гостиной Il Bastone под звуки песен New Order, льющихся из старой аудиосистемы. Казалось, сам дом одобрял ее новообретенное усердие, задернув тяжелые шторы, не пропускающие солнечный свет, надежно охраняя запертые двери.

– Готовы? – спросил подошедший верховный жрец, потирая руки. – Нужно придерживаться регламента.

Алекс не помнила его имени; просто какой-то выпускник, с которым она познакомилась в прошлом году. Вместе с новыми членами он будет наблюдать за ритуалом. Позади него Книжники извлекли из ящика труп и уложили бледное обнаженное тело на пол. Воздух наполнился ароматом роз.

– Так мы готовим тело, – небрежно пояснил жрец, должно быть, заметив удивление Алекс.

Всю жизнь находясь слишком близко к смерти, она никогда не страдала особой брезгливостью, не шарахалась от огнестрельных ран или отрубленных конечностей – по крайней мере, когда дело касалось Серых. Однако с трупами, холодными и безмолвными, странно застывшими, в отличие от призраков, было все иначе. Она видела человека, но ощущала лишь пустоту.

– Кто он? – поинтересовалась Алекс.

– Уже никто. При жизни был Якобом Ешевски, любимцем Кремниевой долины и другом всех русских хакеров. Погиб на яхте меньше суток назад.

– Сутки, – повторила Алекс; «Книга и змей» еще в августе запросили эту ночь для своего ритуала.

– У нас свои источники. – Он кивнул в сторону кладбища. – Мертвые знали, что его время на подходе.

– И предсказали с точностью до дня? Какая забота.

Алекс ничуть не сомневалась – Якоба Ешевски убили. И члены «Книги и змея» знали, что так произойдет, даже если не сами спланировали его смерть. Впрочем, она пришла сюда не создавать проблемы и ничем не могла помочь Якобу Ешевски.

– Круг готов, – сообщила Алекс.

Ритуал полагалось проводить в защитном круге, однако она оставила врата по сторонам света; одни из них надлежало держать открытыми, чтобы внутрь могла проникнуть магия. Именно там будет нести стражу Алекс, если кто-нибудь из Серых, привлеченных тоской, жадностью или любыми сильными эмоциями, вдруг вздумает сунуться на ритуал. Впрочем, она сильно сомневалась, что Серым захочется приближаться к свежему трупу, навевающему унылое, траурное настроение, – конечно, если не случится нечто поистине захватывающее.

– Ты намного симпатичнее девчонки, с которой прежде тусовался Дарлингтон, – заметил жрец.

Алекс не ответила на его улыбку.

– Мишель Аламеддин – птица не твоего полета.

Его ухмылка стала шире.

– Моего, как и все остальные без исключения.

– Заканчивай клеить прислугу и пошли, – рявкнул генерал.

Жрец удалился, одарив ее еще одной улыбкой.

Неужели он не понимал, насколько отвратительно приударять за кем-то буквально в паре метров от мертвого тела? Или этому наглецу все нипочем? В любом случае Алекс намеревалась как можно скорее убраться подальше от «Книги и змея». Она будет вести себя примерно и добросовестно выполнять свою работу. Им с Доуз не нужны неприятности. У руководства «Леты» не должно появиться ни малейшего повода развести их по разным углам или вмешаться в то, что они задумали. Сейчас им с лихвой хватает свалившегося на головы нового Претора.

Раздался глубокий звук гонга. Книжники в траурно-черных мантиях с вуалями на лицах растянулись по периметру защитного круга. В центре остались только верховный жрец, генерал и мертвец.

– И там воссядем мы, – нараспев произнес жрец, его голос эхом разнесся по залу, – чтоб поддержать духовную беседу с мертвецами [7] .

– Вообще-то здесь речь о книгах, а вовсе не о некромантии, – как-то раз шепотом поделился с ней Дарлингтон; эта фраза знаменовала начало каждого ритуала в «Книге и змее». – Цитата высечена на камне в Стерлинге.