— Вежливых слов мало! Напишите сумму, слово «Лондон» и время, скажем, пять минут спустя.

Этьенн взял перо и тщательно исполнил требуемое. Часы в углу оказывали двадцать пять минут четвёртого, поэтому он написал «три тридцать».

— Отдайте это генеральному контролёру, — сказала Элиза. — А вы, генеральный контролёр, напишите на обороте адрес, вот такой: «Мсье Пьеру Дюбуа, Лондон». Тем временем вы, Лотар, должны написать авизо синьору Полишинелю в Лондон с теми же сведениями, что в векселе.

— В векселе?

— Документ, который вы вручили генеральному прокурору, называется переводной вексель.

Поншартрен закончил писать на обороте векселя, поэтому Элиза-Меркурий выхватила листок у него и отнесла «Пьеру Дюбуа», который, посмеиваясь, наблюдал за процессом из дверей. Затем она вернулась в «Лион», где Лотар писал авизо в выражениях куда более длинных и учтивых, чем требовалось. Меркурий нетерпеливо выдернул листок из-под пера.

— О небо! Я ещё не закончил!

— Вам следует лучше вжиться в роль Лотара. Он бы не был так велеречив. — И Меркурий понёс авизо «синьору Полишинелю». — По правде, должно быть два или даже три экземпляра векселя, и авизо тоже, отправленные с разными гонцами, — сказал Меркурий, — но чтобы пьеса не затянулась, мы обойдёмся одним. Синьор Полишинель! Вы сказали, что не знаете, как играть роль. Я объясню: довольно, чтобы вы умели читать и могли узнать почерк Лотара. Вам это по силам? (Правильный ответ: «Да, Меркурий».)

— Да, Меркурий.

— Мсье Дюбуа, полагаю, вы догадываетесь, что делать.

И впрямь, «Пьер Дюбуа» уселся напротив «синьора Полишинеля» и протянул вексель.

— Итак, синьор, — обратилась Элиза к мадам де Борсуль, — вы должны сравнить вексель мсье Дюбуа с авизо.

— Там написано одно и то же, — отвечал «Полишинель».

— Одним и тем же почерком?

— Да, Меркурий.

— Который час?

— По этим часам — двадцать восемь минут четвёртого.

— Тогда берите перо, пишите поперёк векселя «Принято к оплате» и ваше имя.

Мадам де Борсуль исполнила требуемое, затем, проникшись духом игры, открыла ящик для триктрака и начала отсчитывать шашки.

— Погодите! — сказал Меркурий. — То есть, конечно, вы можете их пересчитать и убедиться в своей платежеспособности. Но вы как хороший банкир не отдадите деньги мсье Дюбуа, пока не придёт время оплаты векселя.

Однако ждать пришлось всего несколько секунд. Часы пробили половину, и мадам де Борсуль придвинула шашки «Пьеру Дюбуа».

— Вуаля! — объявил Меркурий зрителям, которых к этому времени собралось свыше двадцати. — Первый акт комедии счастливо завершился. Господин генеральный контролёр перевёл серебро из Лиона в Лондон без всякого риска, попутно превратив его в английские пенни! И всё благодаря божественной помощи Меркурия.

Элиза сделала реверанс и некоторое время с улыбкой внимала аплодисментам.

АНТРАКТ

— Я — генеральный контролёр финансов, мадам, и знаю, что такое переводной вексель. — Поншартрен увлёк её в нишу и говорил вполголоса с несвойственной ему резкостью.

— А я знаю, кто вы и какой властью обладаете, мсье, — отвечала Элиза.

— Тогда, если вам есть что ещё сказать о Монетном дворе, я охотно выслушаю…

— В свое время, мсье.

Тем временем мадам де Борсуль разыгрывала в «Лондоне» небольшую сцену. Капризная раздражительность удавалась ей очень хорошо.

— Я отдала свои монеты мсье Дюбуа — в обмен на что?!

— Векселя, выписанные рукою банкира Ditta di Borsa, ничуть не хуже денег.

— Но это не деньги!

— Однако, синьор Полишинель, вы можете обратить векселя в деньги или во что-нибудь ценное, отнеся их в представительство Лотарова торгового дома.

— Однако он в Лионе, а я в Лондоне!

— Вообще-то он в Лейпциге, но не важно — в Лондоне у него есть представительство. После того, как узурпатор захватил трон, множество банкиров перебрались туда из Амстердама и…

— Погодите! Сперва Лотар в Лионе… затем в Лейпциге… в Амстердаме… а теперь в Лондоне?

— Все они — одно, ибо Меркурий осеняет их все. — Элиза, запустив руку в кучку хмельных юнцов, вытащила юного кузена де Лавардаков, которого и усадила за стол напротив мадам де Борсуль. — Это Лотаров представитель в Лондоне. — Она ухватила второго юнца, скалившегося над первым, и поставила в короткой галерее между салонами, которую назвала Амстердамом.

— Я возражаю! (Простите мою прямоту, но я пытаюсь войти в роль грубого саксонского банкира), — сказал Элизин муж.

— У вас превосходно получается, дорогой, — отвечала Элиза. — Что вас не устраивает?

— Если только мои представители в Лондоне и Амстердаме — не титулованные дворяне, а, как я понимаю, это не так…

— Ну разумеется, Этьенн.

— То есть если они не обладают независимыми средствами, то получается, что… — тут Этьенн снова слегка покраснел, — …простите, но должен ли я… — Он надолго замолчал, пока Элиза и Поншартрен улыбками и кивками не убедили его продолжить: — …им платить. — Он наполовину проглотил ужасное слово. — Ну, не знаю, чтобы они покупали себе еду и тому подобное? Вряд ли они питаются с собственного хозяйства, если живут в городе.