— Почему я? — вырвалось у меня.

Я тут же прикусила язык. Ведь не собиралась вопросы задавать! И вот…

— Ты сама сделала куклу, — напомнила Лада. — И загадала желание в день Зимнего Солнцеворота.

Так я еще и виновата? Как это мило!

— Не злись, — попросила Лада. — Мне нужен кто-то, похожий на тебя. А ты была готова… изменить жизнь. Ты справилась с переходом, с болезнью, с обстоятельствами.

— Особенно с обстоятельствами, — проворчала я. — Потому и осталась без средств к существованию.

— У всего есть своя цена.

И почему за прихоти богов должны платить смертные? Вслух я этого, разумеется, не произнесла.

Лада прислушалась к чему-то. Странно, здесь тихо. Ни дуновения ветерка, не щебета птиц, не стрекота насекомых.

— Я смогу помочь тебе трижды, — сказала она. — Первый раз — сейчас.

— Но я ни о чем не просила, — возразила я.

— Ты не успеешь попросить, — вздохнула Лада. — Скоро узнаешь, почему.

«Что вам от меня надо?!» — вертелось на языке. Или не от меня, а от Марьяны? Я упорно молчала. Не из вредности, просто…

В конце концов, я имею право обидеться! Сама захотела? Чушь! Меня втянули в эту игру, не спросив согласия. Пожелала стать барышней? Это больше похоже на наказание, а не на исполнение желания!

— Я приду на помощь только при смертельной опасности, — предупредила Лада. — А тебя прошу… вырастить дочь Марьяны, Василису. Она… нужна. Не как жрица. Воспитай ее, как родную дочь.

Василиса — избранная? Это интересно. Как ни странно, я почувствовала облегчение. Неприятно осознавать, что боги ждут от меня чего-то особенного. Оказывается, не от меня. Я — проводница. Наставница.

— Как родную дочь… Марианны? — уточнила я.

Лада улыбнулась.

— Ты правильно поняла. Иначе с этим справилась бы и местная девушка. У тебя иное восприятие мира.

— Я и так собиралась забрать ее из скитов, — сказала я. — Но вопрос все же есть. Что не так с моими куклами? Допустим, теперь я понимаю, как стала Марьяной. А с чем связано новое превращение? И как вернуть все обратно? Или… не надо возвращать?

— Это дар. — Лада опять улыбнулась. — Любая кукла, сделанная твоими руками, станет волшебной. Какой — решать лишь тебе. Ты хотела стать некрасивой, чтобы получить работу, поэтому появилась Марийка.

— А меня не сожгут за такое? — засомневалась я. — Это опасное ведовство. Я не желаю никому зла, но… вдруг что-то получится… неосознанно? Или… Люди сочтут меня опасной!

— Я в тебе не ошиблась. Тебе по силам справиться с искушением. А от людей защитит муж.

— Муж? Влад?! — воскликнула я. — Но он же… он…

Лада опять прислушалась. И будто тень набежала на ее лицо.

— Пора, — сказала она. — Помни о Василисе.

Да забудешь тут! Я и не собиралась, но…

Солнце ослепило. В лицо полыхнуло жаром. Я почувствовала запах гари… и открыла глаза.

Комнату заволокло едким дымом. Что-то горит? За окном? Сон как рукой сняло. Окна закрыты, что-то трещит…

Огонь! В доме пожар! Я бросилась к двери. Вспомнила о кукле, но вернуться за ней уже не смогла. В мастерской что-то падало, трещало и лопалось. Мне нужна кукла! Если она сгорит, мне никогда не стать Марьяной!

Я стояла, вцепившись в дверную ручку, но не могла повернуть ключ в замке. Не могла уйти без куклы!

«Сосредоточься! — приказала я себе. — Сон или нет, Лада сказала, что куклы в моей власти. Даже если не получится, надо попробовать. Пока кукла не сгорела!»

Я пожелала стать Марьяной так сильно, что закружилась голова. Или это от дыма? Дышать становилось все труднее. Над головой опасно трещал потолок. Я, наконец, повернула ключ, и…

Ничего не произошло. Ключ свободно поворачивался в замке, но дверь не открывалась! Меня охватила паника. До окна добежать не успею. Что делать?!

Я заметалась по тесной прихожей. В мастерскую нельзя, но есть еще кухонька, а там — окно. Я метнулась туда. И окно не открывалось!

Лада оказалась права, попросить о помощи я не успела. Я вообще об этом не вспомнила! Схватила табуретку, намереваясь выбить стекло, но голова закружилась сильнее, дышать стало нечем, я закашлялась и, обессилев, выронила табуретку. И, кажется, сползла на пол.

Очнулась я оттого, что кто-то бил меня по щекам. Несильно, но чувствительно. И знакомый голос звал по имени. Но как-то… странно…

— Марьяша! Марьянушка! Очнись! Марьяша!

И было в том голосе столько тревоги, столько искренней заботы и сочувствия, что я расплакалась, едва открыла глаза. И ничуть не возражала, когда Влад крепко прижал меня к груди. Смесь дыма и знакомой туалетной воды ударила в нос.

А, может, мне показалось? Забота… и все остальное?

Да и пускай. Неважно. Я чуть в пожаре не угорела, имею право поплакать на широкой мужской груди.