— Мужчину? — насмешливо протянул Пьер. — Не будем ничего преувеличивать…

Анджело мгновенно выхватил и раскрыл большущий нож. Нечего сказать, весёлое положение! Но такого доказательства мужественности оказалось для юного мстителя вполне достаточно: нож он положил возле себя на стол. Меркадье вздохнул с облегчением. Франческа то прижимала пальцы к пухлым губам и мотала головой: нет, нет, то протягивала руку и бормотала какие-то итальянские слова, полные страха и нежности; чем больше она казалась испуганной, тем спокойнее чувствовал себя Пьер. Несомненно, ужас входил в программу этого фарса… Пьер пожал плечами, и Анджело разразился гневом:

— Вы слышали? Она заявила, что любит вас. La mia sorellita! 17 А вы! Какой мерзавец!.. Насколько же вы с ней…

— Ну уж нет, оставьте, милый мой. Вы расспросите её потом… когда разделите деньги.

Брат и сестра вскрикнули от негодования. Словом, драма была в разгаре. Франческа встала, с ужасом поглядела на Пьера и, закрыв лицо руками, бросилась к брату. Он ласково заговорил с нею по-итальянски. Пьер решил предоставить противнику инициативу в дальнейших действиях. Денег у него при себе было не так много — франков пятьсот. Но ведь и это приличная сумма. Хватит с них и двухсот франков.

Да будет ли когда-нибудь конец их диалогу?

Франческа стенала и лила слёзы. Анджело убеждал её уйти, оставить мужчин одних… Должно быть, девица опасалась, что брат её надует, а притворялась, будто ей страшно, и бросала на раскрытый нож испуганные взгляды. Пьер тоже посматривал на нож. Но он не желал, чтобы его считали трусом. Он налил себе стакан вина и стал его пить маленькими глоточками.

Вдруг Франческа бросилась бегом к порогу и, выскочив в большую комнату, захлопнула за собой дверь…

Мужчины остались одни. Наступило молчание. Наконец Пьер поднял голову и с подобающей непринуждённостью спросил:

— Ну? Сколько?..

Анджело сел за стол и, прижав ладонью рукоятку ножа, ответил:

— А сколько у тебя ушей?

Нельзя сказать, что Пьер Меркадье чувствовал себя в эту минуту совершенно спокойным, но держал он себя с апломбом, уверенный, что всё в конце концов зависит от суммы, которую он назначит, и, полагая к тому же, что силы у него, должно быть, не меньше, чем у этого молокососа. Анджело сидел весь бледный, губы его дрожали; несомненно, он куда больше, чем его собеседник, был испуган собственным своим ножом. Он заговорил, не дожидаясь ответа на собственный вопрос:

— А ещё образованный господин!.. У вас одно… одно на уме: «Сколько?» Вы человека на смех поднимете, если вам сказать, что не всё за деньги продаётся… честь, например… Честь! Вы честь признаёте только для своих жён… да для своих сестёр… а для наших сестёр — нет… А ещё образованный господин!

Он дрожал непритворной дрожью. Один за другим выпил залпом два стакана вина, вытер губы и, сжав в руке нож, как будто только что заметив его, придвинул к себе и стал разглядывать.

— Что же мне теперь с вами делать? Убить? А Франческа? Мне-то что, мне всё равно!.. А как же Франческа? Ага, обрадовались! Думаете, сила на вашей стороне? Если бы отец узнал, крышка бы вам. А я… Да неужели мне отпустить вас без всяких…

И вдруг он заплакал, как ребёнок. Потом опять осушил стакан вина. Долго ли будет тянуться эта нелепая сцена? Оскорблённый брат всё говорил и говорил:

— Туристы! Подумайте только! Приезжает такой господин из своей страны… попадает к чужим людям… В январе красивых дамочек в Венеции уже нет — разъехались. Ему скучно… Ну, и… с кем же ему развлечься? Приглядел молоденькую девчонку, совсем ещё девочку, она ещё в куклы играет с братишками и сестрёнками… девочку… Франческу! А кто за ней ходил, когда она чуть не умерла от лихорадки? Francesca mia! 18 И зачем, ради кого? Ради важного барина! А он весь в морщинах, бородатый, ему полсотни лет!

Молодость безжалостна. Пьера передёрнуло от такого преувеличения.

— …Ведь она вам в дочери годится… А ты-то, старый ты чёрт, распутник поганый… одно только и знаешь: «Сколько?» Эх, ты! А сколько стоит улыбка моей сестры, когда я возвращаюсь вечером домой и мне хочется утопиться в лагуне? Сколько стоит её жизнь? Сколько стоят осквернённые воспоминания, испорченное будущее? Сколько?

Он засмеялся каким-то странным смехом, и в это время кто-то тронул Пьера за ногу. Он посмотрел вниз, — оказалось, чёрный кот, мурлыча, трётся у его ног.

Пьер поднял голову и увидел, что Анджело осушил ещё стакан. Рука его машинально играла ножом, лежавшим на столе. Он смотрел в одну точку и покачивал головой, глаза у него уже затуманились и язык немного заплетался.

— Какой-то турист!.. А что я о вас знаю? Что она-то о вас знала? Вас ничем не прошибёшь, ничего не уважаете. Где вам понять, почему человек живёт наперекор всему… Ещё будут ночи, тихие, тихие… И песни в гондолах… и дети будут бегать по улицам… Наши люди так долго боролись…